Белый ферзь

Лозовских, возвращался и осознанно-фальшивым бодрячком спрашивал: «Ну?! Нашлось что-нибудь?!», мол, не пора ли нам пора? Сколько же еще, в конце- то концов!

Слав, ты иди, если тебе нужно. Инна еще поработает. В кои веки ТАКАЯ возможность. А ты иди, Слав. Она же понимает… Она его от дел оторвала, вынуждает возиться в неизвестно чём неизвестно зачем. Иди, иди, правда. Только не забудь вернуться, когда время кончится. Инна совершенно не ориентируется по времени – часы где-то тут уронила, браслет раскрылся, она за книжицу зацепила браслетом – соскочили. Нет, и не ищи! Не до часов. Не часы ищи…

Счастливые часов не наблюдают. Что да, то-да. Часики у Инны были молодежно-пластмассовые, копеечные. Не по нищете – дома лежит «Сейко», дамский-миниатюрный вариант. Но часы у нее на руке не держатся, вечно с ними беда приключается, теряются. Вот и опять… (Потому она колчинский подарок, «Сейко», носит лишь тогда, когда вместе с мужем, а на каждый день и копеечные сойдут – благо изобилие тайваньского ширпотреба привело-таки к слому российской психологии: те же одноразовые зажигалки теперь выбрасывают по их иссяканию, а не ищут умельцев – клапан вставить; с часами – аналогично). Да не ищи ты их. Ищи не их… Или, ладно, не ищи, спасибо. Иди. Нет, правда, иди. Только еще вот это сдвинь, не рассыпь.

Счастливые часов не наблюдают. Что да, то да. В замкнутом пространстве полчаса – как сутки. Но не для Инны. Для нее сутки – как полчаса… Ищите и обрящете. Дорвалась!

Лозовских весьма рад, что Инна счастлива. Но он бы предпочел, чтобы она испытывала это редкостное чувство не в связи с возможностью поисковых работ, а в связи… поймите правильно!…с общением: давно не виделись, дегустационный зал «Нектар», а если бы ты тогда…

Лозовских изыскивал не «Книгу черных умений», но благовидный предлог, чтобы выбраться из подвалов на свет божий и хоть какие-то дела успеть… Вот позвонить надо жене: «Что значит – не звоню? Вот звоню! Как – где? В Фонде!.. А зачем тебе было туда звонить? Я и не говорю, что я в своем Фонде. Я – в Публичке. Кое-что здесь… Да правда, правда!.. Нет, картошки не смогу, поздно буду возвращаться. Да работа у меня, р-работа!». Он не слишком-то и лукавил, но жене Даше и не требуется лишку, дабы уловить лукавство. Можешь вообще не возвращаться! Это такая… фигура речи: да иди ты куда хочешь, но сам-то знаешь, что – на веревочке, и только верни-ись!.. Лозовских был на двух веревочках – жена Даша и гостья Инна. Ладно бы еще действительно прогулки под луной, дегустация, робкие воспоминания о будущем! А то – тьма, пыль, тягомотина и внутренние толчки нерва: убывает, убывает время! и на что!.. Картошки в дом не смог, но шаурму и «Швепс» в подвал – смог. Не голодать же энтузиастке раскопок. Потом еще выскочил просто так – в каталогах покопался, в отдел эстампов заглянул. Путь из подвала не во двор выходит, а внутрь, в Публичку. Просто так копался, просто так заглянул – чтоб время избыть. И уже подгонял стрелки часов – ясно уже, никуда сегодня они (они! Инна и он!) не успеют, а тогда скорей бы кончился рабочий день библиотеки. С полным основанием тогда можно Инне сообщить: «Все. На сегодня – все».

А завтра? С утра?

Видишь ли… завтра с утра у Лозовских… м-м… Короче, не получится завтра с утра. Дела, дела.

Да нет, Слав, занимайся своими делами, только Инну запусти в подвал. Она, впрочем, и сама может. Читательский билет у нее есть. А в Публичке она теперь ориентируется не хуже Лозовских в том, что касается подвалов.

Не-ет, он не может так рисковать… ею. Если неожиданно кто-либо непоседливый спустится? И обнаружит, что дверь вскрыта, что пусть пластилиновая, но печать нарушена? Как Инна потом будет оправдываться? Другое дело – Лозовских! Пока он вместе с Инной рыскает в подвалах, вскрытая дверь не имеет криминального значения – он всегда объяснит бдительному случайно забредшему: он, Лозовских, СВОЙ, а с ним, со СВОИМ, коллега. Оставляя же Инну одну в подвале, даже выскакивая на минуточку (перекурить!) или на четверть часа (съестным запастись…), опечатывал дверь хотя бы монеткой (а! вот – жетон метро!)…предварительно запирая – от греха подальше. Там система не замка, не засова, но вроде вентилей на корабельных дверях. С тем лишь различием: изнутри не отпереть, ежели снаружи вентиль повернули. Ну да он ведь ненадолго, на минуточку, на четверть часа!

– Учти, я тебя запираю, Ин!

– Да-да, Слав, конечно! Но ты, надеюсь, вернешься?

– И-и-инн!

– Иди, иди. Погоди! Вот это еще не сдвинешь? Здесь мужская сила требуется.

Лестно, разумеется, когда тебя за мужскую силу держат. Но он бы как-то иначе проявился…

– Иди, Слав, иди…

Он и пошел. Запер, опечатал и пошел. В Апрашку. Это же рядом! Пять минут ходьбы. Плюс четверть часа поисков, где подешевле. Видите ли, «Вайсрой» – самые дешевые из натурально-американских… А в Апрашке – еще дешевле. Сигареты кончились, покупать – так блоком. Он и для Инны хотел что-нибудь… Тот же «Фазер» с орешками, большая плитка, на три-четыре тысячи дешевле, нежели в других коммерческих ларьках…