Белый ферзь

– Валентин Палыч, разумеется, не стал разводиться. Он, разумеется, не упек жену на Пряжку. И то, и другое действо негативно бы отразилось на дальнейшей работе – вот и в Москву предлагают перебазироваться. Если невозможно изолировать от себя жену, то изолировать себя и дочь от нее – возможно. В Москве, кстати, и школы получше – ребенку учиться надо.

Так и получилось: Валентин Палыч с малолетней дочерью – в Москве, Ревмира Аркадьевна с ежемесячным солидным пенсионом – в Питере. Кроме пенсиона, Валя Дробязго обеспечил жену еще и постоянной сиделкой (получилось – временной, больше двух месяцев никто из персонала не выдерживал общения с княгиней Алабышевой, которая еще и увлеклась ловлей чертей после участившихся возлияний).

Упрекнуть Валю Дробязго? Мол, лишил дочь материнской ласки! Если б ласки… Да нет, все правильно сделал Валя Дробязго. Отцы зачастую более чутки в деле воспитания детей, нежели матери. Как так?! Да очень просто! Мать родившая относится к ребенку как к собственности – мое! что хочу, то и делаю с моим собственным. Отцы же воспринимают ребенка как эдакий подарочек – и мое и не мое, вдруг отнимут! и пусть идеалисты только брякнут, что подарки обратно не забирают…

В общем, Колчин, к примеру, не имел претензий к тестю по поводу воспитания Инны. Одно плохо – с детьми у Колчиных не получалось, нет как нет. Мамашина княжеская наследственность? А то бы ЮК доказал спорную истину о чутких отцах и в следующем поколении, если Валю Дробязго считать поколением предыдущим. Но… не получалось. Нет как нет.

Забавно, между прочим, про поколения! Кто к какому принадлежит. По линии Инны у них у всех разница в возрасте не превышает десятка: Инне – тридцать, ЮК – сорок, Вале – пятьдесят, княгине Алабышевой – шестьдесят…

М-да… Тяжкий возраст. Задушевного общения может не получиться. Если учесть поколенческий-идеологический прибабах Ревмиры Аркадьевны…

Когда Валя объяснял Инне про суть шестидесятников, он не указывал пальцем на бывшую (что значит – бывшую! формально – настоящую!) жену. Она, Инна, сама спросила, время пришло. Но лишних объяснений про то, кто является ярким и ярым представителем генерации, не потребовалось. Поняла. И приняла… но отчасти. Потому и поделилась с ЮК, что приняла точку зрения отца лишь отчасти. И верно! То есть оценка Вали Дробязго, возможно, и справедлива, но только для тех шестидесятников, чей удел – политика. У каждого – своя стезя. Дробязго-старший пошел по этой стезе, Алабышева брела по этой стезе, кто только ни ступал на эту стезю. У каждого своя компания. В компании политиков Валентин Палыч преуспевает и сурово судит о неудачниках. ЮК никакого отношения к политике не имеет, он имеет отношение к единоборствам, там о неудачниках судят лояльней (впрочем, тот же Колчин весьма резко отзывается о самозваных сэнсеях, а уж о ситуации, при которой каратэ растаскивается многочисленными федерациями по кусочкам, – еще резче). Большая политика существует помимо ЮК – он, ЮК, даже в путч добивался лишь одного – чтобы в Японию выпустили. Что значит – бегство?! От кого?! От чего?! Танки?! И что – танки? В Токио ждут российскую команду, детская сборная впервые в Японию приглашена – а вы мне: путч! баррикады! но пасаран! Еще как пасаран! То есть Колчин и ученики за милую душу пасаран в Страну восходящего солнца! А вы тут решайте свои делишки, это не колчинские проблемы! (И ведь так и оказалось: серьезность противостояния в Москве пшикнулась шутовской амнистией, зато на токийском татами противостояние было куда серьезней, а проигравших никто не провозгласил победителями, честная борьба!).

Ну да политика – по определению, борьба. И пассивное ведение боя, как в каратэ, наказуемо предупреждением, затем штрафными очками, поражением в конечном счете. Но как быть с шестидесятниками, избравшими иную стезю. Ну ни с кем не боролся профессор Колчин. Дмитрий Иваныч. Преподавал языки Востока – И замечательно преподавал, если судить по выпускникам (хотя бы по некой Инне Дробязго, в замужестве Колчиной – к слову, о времени, о месте первого знакомства… квартира Колчиных в Марьиной роще, профессорская, куда студенты-студентки наведывались регулярно). Захребетником профессор Колчин никогда не был. Захребетников не приглашают в Пекин для преподавания на срок, исчисляемый годами. Профессор Колчин в Пекине уже больше трех лет и когда вернется – малопредсказуемо. (То-то предпенсионный очкарь в ИВАНе на Рождественке канючил: «Меня три года подряд Пекин приглашает, а я тридцать три года никуда не выезжал». Что ЮК приходится сыном профессору Колчину, очкарь не в курсе, впервые виделись, – но принадлежность Инны к семье профессора очкарю известна, бок о бок сидят. Вот и канючил – вдруг поспособствуют…).