Белый Клык

На третий день температура в области, лежащей между Шаматтавой и хребтом Джексона, упала до пятидесяти градусов ниже нуля. И только на четвертый день те, кто остался жив, рискнули выбраться из спасительных укрытий. Лоси и карибу с трудом вставали, сбрасывая с себя тяжелое бремя снега, которому были обязаны тем, что уцелели. Животные помельче прокапывали туннели из глубины сугробов. Погибло не меньше половины всех птиц и кроликов. Но наиболее богатую дань в эти дни смерть собрала среди людей. Правда, многим даже из тех, кто был застигнут бураном вдали от дома, все-таки удалось кое-как добраться до своих хижин и типи. Однако число невернувшихся было еще больше – за три ужасных дня Кускета пиппун между Гудзоновым заливом и Атабаской погибло пятьсот с лишним человек.

Перед началом Великого Бурана Мики бродил по большой гари у хребта Джексона, и при первых признаках надвигающейся пурги инстинкт заставил его поспешно вернуться в густой лес. В самой чаще он ползком забрался в глубину хаотического нагромождения упавших стволов и сломанных вершин и пролежал там, не двигаясь, все три страшных дня. Пока бушевала пурга, его томила тоска: ему хотелось вернуться в пещеру, где спал Неева, и снова прижаться к теплому боку товарища, пусть он и был недвижим, точно мертвый. Необычная дружба, так крепко связавшая их за время долгих совместных летних странствований, радости и невзгоды долгих месяцев, когда они сражались и пировали бок о бок, как братья, – все это с необыкновенной ясностью жило в его памяти, точно произошло только вчера.

Мики лежал под нагромождением бурелома, который все больше заносило снегом, и видел сны.

Ему снился Чэллонер, его хозяин, и то время, когда он еще был веселым, беззаботным щенком; ему снился тот день, когда Чэллонер принес на их стоянку Нееву, осиротевшего медвежонка, и все, что произошло с ними потом; он вновь переживал во сне разлуку с хозяином, удивительные и опасные приключения, выпавшие на их долю в лесах, и, наконец, потерю Неевы, который лег в песок на полу пещеры и не захотел больше вставать. Этого Мики никак не мог понять. И, проснувшись, Мики под завывание бурана продолжал раздумывать о том, почему Неева не пошел с ним на охоту, а свернулся в шар и заснул странным непробудным сном. Все время, пока тянулись эти нескончаемые три дня и три ночи, Мики томился от одиночества больше, чем от голода, но и голод был мучителен: когда на утро четвертого дня он выбрался из своего убежища, от него остались только кожа да кости, а глаза застилала красная пелена. Мики сразу же посмотрел на юго-восток и заскулил.

В этот день ему пришлось пробежать по снежному насту двадцать миль, но он все-таки добрался до холма, у вершины которого была берлога Неевы. В этот день солнце в очистившемся небе сияло ослепительным огнем. Его лучи отражались от искрящегося снега, и из-за этого режущего блеска красная пелена перед глазами Мики еще больше сгущалась. Но когда он наконец добрался до цели, небо уже потемнело и только на западе горело холодным багрянцем. Над лесом сгущались ранние зимние сумерки, однако света было еще достаточно, чтобы разглядеть холмистую гряду с пещерой Неевы, – но пещера исчезла. Буран нагромоздил по склонам холма чудовищные сугробы, и они скрыли все приметные скалы и кусты. Вход в пещеру был погребен под десятифутовым слоем снега.

Замерзший, голодный, совсем исхудавший за эти трое суток, лишившийся последней надежды на возвращение к другу, Мики поплелся обратно. У него больше не было ничего, кроме нагромождения упавших стволов, под которыми он прятался от бурана; и в нем самом теперь ничего не осталось от веселого товарища и названого брата медвежонка Неевы. Стертые лапы кровоточили, но Мики упорно шел вперед. Зажглись звезды, и белый мир наполнился призрачным мерцанием. Все было сковано лютым холодом. Деревья начали потрескивать. По всему лесу словно раздавались пистолетные выстрелы – это мороз разрывал сердцевину деревьев. Было тридцать пять градусов ниже нуля, и становилось все холоднее. Мики с трудом заставлял себя идти к своему логовищу под буреломом. Никогда еще его силы и воля не подвергались такому жестокому испытанию. Взрослая собака на его месте прямо упала бы в снег или попробовала бы отыскать какое-нибудь временное убежище, чтобы передохнуть. Но Мики был истинным сыном Хелея, своего великана отца, и остановить его на избранном пути могла только смерть.