Белый крест

— Судно будет только через пять дней. Я не могу поторопить его, — раздраженно ответил китаец. — Если не нравится, забери свои деньги и поищи другое, без меня.

— Ладно, ладно. — Жилец примирительно вскинул руки. — Через пять, так через пять. А что все-таки со стряпухой? Будет сегодня обед? Я бы поучил ее готовить человеческую еду.

Кроме дохода, приносимого древней и уважаемой профессией колдуна, Тян Чжао имел побочный заработок. Связано это было с риском, но какого колдуна может отпугнуть риск, особенно такой примитивный, как при контрабандной торговле? Раз в месяц у побережья недалеко от Шанхая появлялась ничем не приметная рыбацкая джонка, выгружала товар — креветок и кальмаров, и отправлялась в обратный путь. Странным могло бы показаться только то, что с якоря она всегда снималась ночью. Могло бы, но не казалось, поскольку жители деревушки, возле которой она причаливала, кормились исключительно контрабандой и появления джонки всегда ждали с нетерпением. Вместе с креветками и кальмарами на китайский рынок поступали небольшие партии опиума, кокаина, легких стимуляторов и тяжелых галлюциногенов. Кое-что из этого оседало в домах обитателей деревушки, заядлых курильщиков и нюхачей. В обратный путь, отнюдь не до китайского Ляньюньгана, как было указано в документах, джонка забирала особый товар — живой.

Тян Чжао обеспечивал доставку этого товара к побережью и консервацию его до прибытия джонки. Дело требовало особой изворотливости, осторожности и благосклонности духов. Впрочем, достаточно было благосклонности духов, чтобы обеспечить удачу всему предприятию. А уж в том, что духи на его стороне, Тян Чжао не сомневался. Особенно после того, как в руках у него оказался Коготь Зверя, к тому же совершенно бесплатно. Этот полоумный русский странник — совершенный невежда в делах незримых.

В урочный день, перед тем как ехать на побережье, Тян Чжао вынул из ларца Коготь и, коснувшись им лба, испросил благословения. Жилец уже несколько часов находился в возбужденном состоянии, торопил его, ругаясь на «китайские церемонии». Тян Чжао не терял достоинства, и ни один ритуал не был забыт. Наконец они покинули дом и сели в автобус. На конечной остановке пересели в другой, пригородный, и около часа тряслись на старенькой развалине. Потом в темноте шли пешком до прибрежной деревушки.

Тян Чжао поднялся на борт джонки. Бывший жилец беспокойно мерил шагами причал. Минут десять спустя китаец познакомил его с капитаном судна — высоким, атлетичным японцем с искусственной рукой и стеклянным глазом. «Настоящий бандит», — подумал бывший жилец Тян Чжао и пожал протянутую искусственную руку. Хватка у капитана-киборга оказалась костоломная. На плохом китайском японец сообщил, что каюта на судне только одна — капитанская, поэтому пассажиру придется спать или в трюме с товаром или на палубе с матросами.

Внутренне поморщившись, с притворной невозмутимостью пассажир ответил:

— Я говорю по-японски. Палуба — отличное место, много свежего воздуха.

Капитан усмехнулся и вместе с Тян Чжао занялся погрузкой. Живой товар — два десятка китайских детей, в основном подростков, уже пригнали к причалу. Целый месяц их свозили по одному, по двое в деревушку и держали взаперти, одурманивая наркотиками. Тян Чжао скупал их по дешевке у бедняков или подбирал бездомных бродяжек на улице. Детей в любом районе протектората было как грязи, исчезновение одного-двух никто не заметил бы. Когда приходила джонка контрабандистов, он с выгодой перепродавал их капитану-японцу, совершенно не задумываясь, для каких целей стране Новых Самураев, империи Техно, нужны избытки китайского населения.

Маленькие грязнули, исхудалые, ошалевшие, вяло таращились на джонку. Двое мужчин из деревни подпихивали их к трапу, пинками заставляли перелезать на борт. Капитан оценивал качество товара. Тян Чжао рядом царапал что-то в блокнотике. Наконец погрузка завершилась, матросы затолкали товар в трюм, капитан и китаец сверили впечатления. Затем японец отсчитал деньги, Тян Чжао сошел на причал и сентиментально помахал на прощанье рукой. Единственный пассажир джонки, стоявший у дальнего борта, наблюдал за ним с ядовитой усмешкой.

Прозвучал приказ отчаливать, подняли якорь, и в этот момент Тян Чжао полетел в воду. Причал дрожал на сваях, доски подскакивали, джонка закачалась на выросшей вдруг зыби. Китаец плескался, визжа от страха. К нему бросились с берега двое сопроводителей товара, с трудом вытянули толстопузого.

— Землетрясение, — бесстрастно заметил капитан. — Балла четыре.

— Это неопасно для судна? — обеспокоился пассажир.

— Небольшая волна еще никому не вредила.

— Отлично, — пробормотал пассажир. — Значит, послезавтра мы будем в Фукуоке?

— Послезавтра мы будем в Фукуоке, — подтвердил японец.

— А патрули? — продолжал тревожиться пассажир.

Вместо ответа капитан внезапно расхохотался — зычно, раскатисто, с оттенком угрюмости. Два-три матроса глянули на него и вернулись к своим делам. Видимо, уже привыкли к подобным приступам веселья мрачного капитана.