— Католик, — повторил он. — Когда еще были католики. Они верили в Бога. Их вера была похожа на религию русских. Только оказалась слабее.
— Что из того, кем был твой прадед сто лет назад? — равнодушно бросила напарница.
— Он был летчик, — упрямо продолжал Коулмен. — Воевал в последней войне.
— А, так это его «мы ездил уважать память»? — Последние четыре слова она насмешливо процитировала по-русски с сильным акцентом.
— Нет. Он не погиб на войне. Он умер в приюте для стариков при католической общине. От него кое-что осталось. Книги. Я читал их. — Он помолчал. — Тот, кого ждут наши с тобой работодатели, придет и возьмет мир. Но ему поклонятся все. Понимаешь — все. И избранный народ тоже. Они не станут царями мира. Зверь сочтет всех, поголовно.
— Зверь? — Пауза, затем неуверенное: — Он не похож на зверя.
Она говорит о ребенке, догадался Мурманцев.
— Ты правда думаешь, что он…
— Может, и нет, — отрывисто произнес Коулмен. — А думать нам не положено по штату. За нас думают наши хозяева. Он им понадобился — мы его доставили, в целости и сохранности. Дальше не наше дело.
— Но ты же не веришь в эти сказки для идиотов, в эти бредни?
Его голос стал другим, напряженным:
— Чем отличаются овощи на грядке от садовника, знаешь?
— У них нет выбора, — хмыкнула Кейт Янг и резюмировала: — Грядка — это тоталитаризм.
Рассмеялась собственной шутке.
— Выбор — идеологическая пропаганда, — процедил он презрительно. — «Собиратели искр» отлично знают, что нет никакого свободного выбора. И еще лучше знают, что «пустые скорлупки» не купятся ни на что другое, кроме этого самого свободного выбора. Гои глупы, бездарны и жадны. Их легко держать в упряжке, помахивая перед носом «выбором».
— Свободу изобрели не евреи, — угрюмо-оскорбленно отозвалась женщина.
— Если я скажу тебе, кто ее изобрел, ты удивишься.
— Ну?
— Христос.
— Русский бог? — Она фыркнула. — Чушь. Всем известно, что русские ненавидят свободу, она рабы по природе.
— У каждого свои представления о свободе. У них — свои. Только это не имеет значения.
— Почему?
— Овощи на грядке думают, что садовник приставлен к ним для их хорошего самочувствия. Но они не знают об овощном супе. А садовник знает. Этим они и отличаются.
Женщина обдумала его слова и сказала, не без издевки:
— Тогда почему бы тебе не прикончить этого щенка? Он вырастет большим и страшным садовником. У-у!
Мурманцев представил, как она изобразила «козу».
— Если это он, — ответил Коулмен, — то скорее он тебя прикончит, чем ты его.
— Ты боишься. Ты просто слабак. Брюзга. Боишься смотреть в будущее. А я вот не боюсь. И плевать мне и на избранный народ, и на всех его мессий вместе взятых.
— Да. Ты любишь деньги. Поэтому ты боишься только одного — потерять их. Тогда ты сама для себя будешь никем.
— Да пошел ты. Ты-то чем лучше? Лижешь жопы избранным, как и я. Значит, все-таки надеешься на подачки.
— Это так, — серьезно ответил он. — Надеюсь. Есть разница — если тебя, сорвав с грядки, сожрут сразу — или сначала будут резать на куски, а потом долго-долго варить в кипятке. Я намерен попасть в первую категорию.
— Ты псих, — зло сказала женщина.
Чуть погодя он подвел итог:
— Только псих может заниматься кражей и доставкой мессий для фанатиков.
Время приближалось к восьми часам вечера. Вдоль дороги уже зажглись фонари. Городок они миновали, и теперь ехали по пустынной местности со скучным голым пейзажем. Мурманцев держался за длинным грузовым фургоном, который надежно укрывал его от ведомых.
Беспокоило одно: похитители до сих пор не поделились с ним своими дальнейшими планами. А если они намерены ехать всю ночь, подменяя друг друга за рулем? Ему в этом случае напарник тоже пригодился бы.
На дорожном щите значилось, что до Газы восемь километров. Канареечная машина похитителей свернула на объездной путь в пяти километрах от города.
— Кто будет встречать? — спросила Кейт Янг.
— Не знаю. Может, сам.
— Секретарь Мозес-Леви? — не поверила она. — Старикан оторвет свою тощую задницу от любимого кресла?
— Почему бы и нет.
— Долго еще ехать? У меня скоро пузырь лопнет.
— Потерпишь.
Минуту спустя:
— Не хочу здесь оставаться. Терпеть не могу Африку.
— Это еще не Африка.
— Какая разница. Попроси старикана, или кто там будет, подвезти нас до Ньюика.
— Сама попроси. Ты что, маленькая?
— Ну и попрошу, — обозлилась она. — Учитель нашелся.
В небе низко прогудел самолет, набирая скорость и высоту. Где-то рядом находился аэропорт. Цель автопробега вырисовывалась достаточно определенно. Мурманцев вытащил из бардачка оружие, надел кобуру. От напряжения и нетерпения покалывало в кончиках пальцев.
Аэропорт, расцвеченный ночными огнями, был небольшим, скорее всего, частным, но автостоянка оказалась забита полностью. Коулмен и Янг оставили машину у въезда. Мурманцев припарковался еще на дороге. Активировал на полную мощность гипнопояс, подхватил рюкзак и двинулся вслед за ними.
Урантийские агенты направились прямиком к ангарам для самолетов, метрах в трехстах от здания аэропорта. Женщина вела за руку Стефана. Коулмен предупредил кого-то по телефону о том, что они идут.