Белый морок. Голубой берег

— А что бы вы делали без них? Насколько мне известно, именно они, а не кто-либо другой, ликвидировали банду вездесущего Калашника. А неудача?.. Когда я вспоминаю Ростов, Москву, Керчь, то прихожу к выводу: временная неудача может постичь и сильного.

— Неудача? Да ведь это же полная катастрофа!

— По крайней мере, не большая, чем уничтожение вспомогательного полицейского батальона в Киеве. Надеюсь, Гальтерманн, вы еще не забыли большевистскую диверсантку Брамову?.. «Кобра» хоть была побеждена в бою, а тот батальон полег без единого выстрела. В казармах!

Гальтерманну ничего не оставалось, как прикусить язык. Молчал и Рехер, соображая, как заставить этого чинушу не распространять слухов об истории с «Коброй». Хотя бы несколько дней. За это время можно будет сориентироваться в обстановке и забрать инициативу в свои руки.

— В нашем деле, герр бригаденфюрер, неудачи не такое уж и уникальное явление, — обратился вдруг Рехер с ласковой улыбкой к помрачневшему полицайфюреру. — Как сказал наш великий фюрер, слишком много поставлено на карту, чтобы не рисковать. А кто рискует, тот не гарантирован и от всяческих случайностей. Однако на то мы и высшая раса, что даже собственные неудачи умеем обращать в грозное оружие. Я уверен, эта невеселая история с «Коброй» многому нас научит. И благодарен вам за то, что вы изолировали Севрюка, который, чего доброго, разнес бы по округе слухи о победе партизан. А это послужило бы хорошим допингом для присмиревших киевских подпольщиков…

— Именно это я и имел в виду, отдавая приказ об аресте Севрюка, — сказал Гальтерманн. — Как вы намерены с ним поступить?

— Главное — не торопиться с выводами.

— Но ведь за гибель членов комиссии по расследованию должен кто-то ответить?

— И ответит! Ответит виновник трагедии — Ефрем Одарчук. Я только тогда сочту свой долг выполненным, когда узнаю о полном разгроме его партизанской банды. А в этом помощь нам может оказать только Севрюк.

В глазах Гальтерманна замерцали чуть заметные искорки: и здесь его перехитрил этот не обремененный будничными заботами умник! Что именно он замыслил, Гальтерманн догадаться не мог, однако ничуть не сомневался: у этого розенберговского любимчика уже вызрел какой-то далеко идущий план. Чувство собственной неполноценности, бессилия перед Рехером больше всего бесило сейчас полицайфюрера, разжигало жгучую зависть.

— Что вы имеете в виду? — спросил Гальтерманн, хотя и понимал: спрашивать об этом не стоило.

Не успел Рехер ответить, как дверь распахнулась и в кабинет ворвался Эрлингер:

— Неприятные вести, герр бригаденфюрер! Весьма неприятные! Намеченная вами на завтрашний вечер операция не может быть осуществлена: исчез наш главный наводчик.

— Кто, Кушниренко?

— Именно он!

Не зная, на ком сорвать ярость, Гальтерманн обернулся к Рехеру:

— Это все ваши… вот они, ваши агенты!

Рехер шевельнул бровями, иронически усмехнулся:

— Мои?.. А по-моему, ваши. — Неторопливо вынул из кармана портсигар, закурил сигарету. — Странно получается… Исключительно из патриотических чувств я помог вам подобрать ключ к святая святых большевистского подполья, а вы вон как запели. Что же, я это учту. Непременно! — И уже совершенно ледяным тоном: — Боюсь, что вы пожалеете об этих словах, Гальтерманн. Не я виноват, что у вас дырявые карманы!

— Ну что вы, герр рейхсамтслейтер! Вы меня не так поняли, — сообразив, что хватил через край, переменил тон полицайфюрер. — Я совсем не хотел вас оскорбить. Это — сгоряча. Верьте, я всегда ценил ваши мудрые советы. В исчезновении Кушниренко вы абсолютно ни при чем. У нас действительно дырявые карманы…

Но к этой лести Рехер остался глухим. Прищуренными глазами сосредоточенно рассматривал паутину на портрете фюрера и думал о чем-то своем.

— Как это случилось? — спросил Гальтерманн Эрлингера, чтобы прервать затянувшееся неприятное молчание.

— Филеры прозевали. Ночью, во время грозы…

Гальтерманна словно током ударило, он буквально забегал по кабинету.

— Идиоты! Кретины! Унтерменши вонючие! Перестрелять всех, как бродячих собак! — бесновался главный палач Киева.

— Я уже приказал арестовать их всех…

— Плевать мне на ваши приказы! Лучше бы службу несли как положено! Да, господин Рехер прав, у меня дырявые карманы. Прозевать такого наводчика… Но теперь я знаю, что делать. Сегодня же напишу рейхсфюреру, чтобы он помог залатать дыры в моем аппарате.

От этих слов Эрлингер побледнел, стал еще более неуклюжим. Он прекрасно понимал, что для Гальтерманна ночное событие — удобный повод отправить его, Эрлингера, на фронт. И вряд ли здесь поможет даже отец. Провал на службе! Как утопающий за соломинку, уцепился Эрлингер взглядом за Рехера. И Рехер, видимо, понял его, потому что вдруг отвел взгляд от паутины и как бы смыл с лица неприступность и отчужденность.