Белый сайгак

Рядом с ним лежит на тахте нежная и порывистая, огненная, как почти все метиски, юная любовь его, ногайская девушка Бийке. Не случайна их встреча, не для того сошлись они сегодня, чтобы завтра разойтись в разные стороны, унося с собой пустоту в сердце и остывающие воспоминания о любовных утехах. Нет, это та избранница лежит рядом с Ризваном, о которой молодой джигит может сказать всем людям, всему миру, или она всегда будет со мной, или меня не будет в живых.

Отец у нее ногаец, а мать, как говорят горцы, жгучая кумычка. Право, не знаю, почему добавляется этот эпитет применительно к кумычкам, но знаю, что смешанный брак между ногайцами и кумыками благотворно влияет на потомство.

Вот и наша Бийке… Гладкая кожа цвета майского меда. Утолщенные, словно подчеркнуто чувственные губы и узкие, с лукавинкой глаза. В дополнение ко всему целый водопад волос каштанового цвета, которые она не заплетает в косы, но просто собирает на день и закрепляет кольцом с бирюзовыми камешками. Стоит только разомкнуть это кольцо, эту своеобразную заколку, и золотистый водопад обрушивается на золотистые плечи, спину и грудь.

Где обычно встречаются и знакомятся молодые люди? В клубе, на танцах, около кинотеатра, в туристской поездке, ну и, конечно, на работе. Встреча этих молодых людей была необычной, почти как в сказке. Она произошла в прошлом году осенью около заброшенного в степи, но еще действующего артезиана. Таких колодцев немало в степи. Из железной трубы непрерывно льется вода, образуя вокруг небольшое озерцо. Девушка эта забрела далеко, утомилась и поэтому обрадовалась, увидев светлую холодную воду. Жаркий день, пыль, и вдруг — вода. Кто устоит от соблазна подойти к ней?

Оглядев бескрайнюю степь и не заметив ничего, что могло бы насторожить, она быстро разделась, открыв всю себя ветерку и солнцу. Вода пахла серой, но таковы уж артезианские колодцы в здешней степи. Постояв немного и дав солнцу обогреть и обласкать обнаженное тело, девушка встала под струю. Вода тотчас обволокла, окружила ее золотистое тело, зажурчала, резвясь и обтекая, скатываясь крупными каплями, серебрясь пузырьками на гладкой коже.

Девушка так увлеклась купаньем, что не заметила, как подкатил «газик», а из него вышел молодой горец с загорелым лицом. Он, может быть, и не свернул бы сюда и уехал бы своей дорогой, но ему померещилось, будто в стороне обнаженная девушка стоит под струей воды. Сначала парень принял это все за мираж, но захотелось удостовериться. Ведь очень часто, когда едешь по жаркой степи, мерещатся ларьки со свежим, холодным пивом. Подъедешь, а никакого ларька нет. Или сам ларек есть, а пива в нем нет и в помине. Коварны наши степные миражи! Поэтому Ризван, подъезжая к воде и девушке, был убежден, что сейчас все исчезнет и останется только сухая, голая степь. По видение все не исчезало. Рот у молодого горца непроизвольно раскрылся, дыхание участилось, машина остановилась сама собой! Да нет, это мираж! Не было такого в степи от сотворения века. И откуда здесь, вдалеке от человеческого жилья, взяться молодой одинокой девушке? Не с неба же она свалилась. Это мираж! Сейчас протрешь глаза, и видение исчезнет. Парень протер глаза, но все осталось на месте — и светлая струя воды, и девушка, резвящаяся под нею. Видно, как вода скользит по коже, бежит по ложбинкам тела, стекает с волос. Девушка, помогая воде, гладит руками свое тело: вот провела по груди, вот ее руки скользят по талии, по бедрам, по животу, по всей безупречной фигуре, очерченной плавными, округлыми линиями.

Молодому горцу никогда не приходилось видеть обнаженного, девичьего тела. Он был зачарован красотой девушки. Не меньше, наверно, чем некогда Ногай красотой горянки Бахтики. Парень застыл, боясь пошевелиться. До сих пор он не подходил ни к одной женщине близко, только во сне он иногда видел, будто объясняется в любви и берет за руки, и вдруг сразу обнаженная девушка, и какая! И так близко — протяни руки и коснешься ее плеча, ее волос… Но если это мираж и наваждение, то чья же одежда лежит, небрежно брошенная на камни? Больше всего юноша хотел, чтобы прекрасное видение не исчезало вечно, но девушка почувствовала на себе, кроме ласки воды и солнца, чей-то взгляд. Она отвела голову из-под струи, раздвинула на лице завесу из мокрых волос, увидела, вскрикнула, завизжала, как школьница, которой на уроке показали из кармана змею. Девушка заметалась, не зная, как прикрыть свою наготу, ей не хватало рук, а одежда лежала далеко от нее, у ног того, кто так жадно созерцал ее.

— Уходи, уходи, уходи! — закричала она. — Отвернись же…

— Я не могу… — выговорил Ризван, но это был не его голос. И правда, как же он мог уйти или хотя бы отвернуться, если она оказалась не видением, а самой жизнью.

— Умоляю, отвернись, прошу тебя!

— Ты живая?

— Идиот! Разве мертвые говорят? Ну что ты уставился своими глазищами? Ослепнешь!

— Я и так уже ослеп!

— Врешь! Ну и смотри, смотри, вот я, перед тобой. Ты первый, кто видит меня в наготе, ты да солнце в небе.

— Это же хорошо, спасибо, спасибо…

— Дурак, за что спасибо?