Удачно ушел со старта. Какой-то “Финн” с номером 12 на парусе преследовал меня. Парус такой .морщинистый, несолидный. Но вот он обогнал меня с подветренной стороны, скрутил поворот, лег на левый галс. И, будто не замечая моего существования, пошел мне навстречу, не собираясь уступать дорогу, хотя, по правилам, яхта, идущая левым галсом, уступает идущей правым. Но нахальный “Финн” шел и шел на меня так, как идут на таран самолеты. Я тоже не сворачивал: правила на моей стороне. Когда осталось между нами совсем немного, я крикнул, предупредил, что ему сворачивать. Но “двенадцатый:” по-прежнему не обращал на меня ни малейшего внимания. Удар, треск. Морщинистый парус разлетелся на две половинки. “Вот и иди, так на базу!” — возмущенно кричал я “пирату”.
“Пиратом”, оказалось, был один из лучших гонщиков — Евгений Горшков. Он и стал по сумме чемпионом страны. На что он рассчитывал, так беспардонно нарушая правила? Очевидно, на то, что у новичка нервы сдадут, испугается, не устоит перед натиском. А нервы у меня были крепкие, правила знал...
Чемпионат для меня закончился неудачно. И все же уехал с него не с пустыми руками. Я донимал расспросами всех, к кому только мог подступиться. Чумаков рассказывал мне о подготовке лодки. Слушал и смотрел. И на всю жизнь запоминал. Ноги Шаврина в узлах вен. Слезы Чучелова, когда он проиграл первенство страны. Саша лидировал почти всю регату. Но в одной из гонок Петр Гореликов, преследуя яхту Чучелова у верхнего поворотного знака, заставил того нарушить правила. Дисквалификация — и прощай, золотая медаль.
Так вот какой он, парус!..
Между прочим, через два года на первенстве страны в Городце на Горьковском водохранилище Горшков припомнил мне таллинское столкновение. В шестой гонке, когда я проходил по носу его “Финна”, Горшков буквально титаническими усилиями приведен (то есть повернул свою лодку) и дотянулся до кончика моего гика. Мне пришлось сойти с гонки, так как Горшков тут же поднял флажок протеста. Вот так он отомстил мне за то, в чем я не был повинен. Еще один урок!
В 1956 году был и мой первый чемпионат Украины. Он проходил в Запорожье.
Палатки стояли прямо под фруктовыми деревьями. Иногда яблоко срывалось, и — шлеп! — приглушенный хлопок по полотняной крыше. А когда начинался дождь, он шептался с листьями деревьев, недовольно урчал, выискивая щели в палатках, и вливался в них, пропитанный запахом яблок и лета.
Утром вскакивали, и сразу в реку. Выскакивали посиневшие, дрожащие от холода. Согревались, долго размахивая руками, прыгая и приседая.
Тут же — на берегу реки — яхты.
В те годы для меня образцом в спорте был Борис Шахлин. Собственно, не только в те годы. Он на всю жизнь остался для меня примером. А тогда меня особенно поражала способность Шахлина отключаться от внешней среды, сосредоточиваться. Я видел, как он выходил на помост. И пока приближался к снаряду, лицо постепенно серьезнело, замыкалось. Физически ощущалось, что для гимнаста переставал существовать зал, зрители, шум. Был только он и то, что ему нужно было преодолеть.
Пробовал и я иногда, как Шахлин, психологически настраиваться на гонки. В Запорожье мне это было просто необходимо.
А что мне оставалось еще? Погода холодная. Одет хуже некуда. И тогда-то перед стартом в проливной дождь я: страстно уговаривал себя: светит солнце... тепло... как хорошо сейчас пройтись на яхте.... Нет, гонка будет легкой, ведь это тренировка... Надо поскорее финишировать — на берегу Наташа (у каждого в восемнадцать была своя Наташа), отдых, тепло. Вот так убеждал я себя перед стартом.
После первой гонки, немного обсохнувшие, но еще не отдохнувшие как следует, сидели все вечером в лагерной столовой, превращенной в какое-то подобие кафе. Говорили о том, что происходило на дистанции, горячо обсуждали каждую подробность. А я нет-нет, да и поглядывал на соседний столик. Сидел там парень, на которого просто нельзя было не обратить внимания, — высокий, черноволосый, с прямым большим носом. Немного было среди нас, яхтсменов, в те времена вот таких — под два метра ростом. Любовался им исподтишка. И вдруг этот парень, чуть не ставший моим кумиром, лихо опрокидывает в рот .стакан. Водка?
Оскорбленным почувствовал себя, свое еще не остывшее любование им. Водка и соревнования! Да мы даже никогда не говорили о том, что яхтсмен не имеет права пить. Это само собой подразумевалось. В одно мгновение черноволосый красавец стал моим личным врагом. Так, во всяком случае, решил я для себя.
Так познакомился с Жорой Гершойгом, спортсменом из Одессы и моим конкурентом на том первенстве. Ну, просто классически книжным одесситом.
...Закончилась очередная гонка. Вытащил “Финн” на берег, убрал парус. Зашел в судейскую подписать протокол о том, что правил не нарушал. Ежедневная формальность. И ушел отдыхать.