Бен Гурион

Отчет Голды Меир был не единственной плохой новостью, которую он узнает в течение этого напряженного дня, 11 мая 1948 года. Со второй половины дня и до самого вечера его нетерпение нарастает, он ждет возвращения Шарета из Вашингтона, где тот имел важную беседу с Госсекретарем Маршаллом. После строгого предупреждения, сделанного США с целью отложить на более поздний срок провозглашение независимости и подписать акт перемирия, Шарет сообщил американскому министру, что «Еврейское агентство», несомненно, не согласится на прекращение огня и что вероятность «соглашения между Абдаллахом и Еврейским агентством» очень велика. Но у него есть и другая, более серьезная причина отклонить предложения американцев:

«Мы бы чувствовали себя виноватыми перед историей еврейского народа, если бы согласились отложить провозглашение государства на более поздний срок, не будучи до конца уверенными, что впоследствии государство будет действительно создано. Правительство Соединенных Штатов проголосовало за нас, и мы этого никогда не забудем. Но свою войну мы вели сами, нам никто не помогал. США лишили нас оружия, военного снаряжения и даже стальных пластин для бронирования гражданских автобусов. Теперь мы не примем ничьей помощи. И просим вас не вмешиваться».

Маршалл ответил новым предупреждением:

«Я не собираюсь указывать вам, какую линию поведения выбрать, но как солдат хотел бы сказать следующее: не доверяйте своим военным советникам. Они опьянены собственными успехами. А что произойдет в случае длительного вторжения? Вы представляете, насколько это вас изнурит?…Я был бы счастлив, если бы вы провозгласили ваше государство. Но ответственность, которую вы на себя берете, слишком велика».

Шарет заканчивает письмо следующими словами:

«Мы придаем большое значение вашей точке зрения и если вы узнаете, что мы решили по-другому, вы должны знать, что это не потому, что мы не ценим ваших советов».

Это мужественное и полное гордости заявление рассеяло тревогу. Давид Хакоен, ожидавший Шарета в нью-йоркском аэропорту, потом расскажет:

«Он затащил меня в телефонную кабинку и прошептал: «Маршалл сказал, что говорит со мной как генерал, как солдат. Нас скоро раздавят!». Я не говорю, что Моше заявил мне, что не надо бы провозглашать государство, но он был страшно взволнован…».

Впоследствии Вейцман адресовал ему несколько ободряющих слов: «Не позволяйте им себя обескураживать. Или государство будет создано сейчас или — не дай Бог! — не будет создано никогда!».

Обеспокоенный Шарет садится в самолет. Во время полета он долго взвешивал все «за» и «против» и наконец выработал свою позицию: он последует совету Маршалла и порекомендует отложить провозглашение государства на потом. Поздно ночью он приходит к Бен-Гуриону, который позже вспоминал: