Бен Гурион

«Моше пришел ко мне и со всеми подробностями пересказал содержание беседы с Маршаллом. Он рассказал о его предупреждении, согласно которому нас просто раздавят, поэтому он советует перенести провозглашение государства на более поздний срок. В конце он добавил: «Мне кажется, что он прав». Я встал, распахнул дверь и сказал: «Моше! Я прошу тебя представить [в Центральный комитет Рабочей партии] полный и точный отчет о твоей беседе с Маршаллом, точь-в-точь, как ты пересказал мне его сейчас. Но ты не уйдешь отсюда до тех пор, пока не пообещаешь, что не скажешь Центральному комитету пять последних слов, которые ты произнес при мне [Мне кажется, что он прав]». Моше согласился».

Этим же вечером многочисленная толпа собирается в зале. Члены Рабочей партии, проявляя сообразительность, с нетерпением ждут выступления Шарета, слухи о котором распространились с молниеносной быстротой, особенно насчет давления, оказанного на него в США. Его появление вызывает необычайное волнение у присутствующих, но, когда он поднимается на трибуну, в зале воцаряется глубокая тишина. «Он не только сдержал свое обещание, — пишет Бен-Гурион, — но и произнес краткую речь в поддержку создания государства». Дело в том, что это краткое выступление было очень уравновешенным. Вначале Шарет подчеркнул реальный риск того, что США не придут на помощь еврейскому государству в случае военного вмешательства арабской стороны. Но внезапно резко изменил позицию:

«Риск, который повлечет за собой провозглашение государства или независимости, на самом деле гораздо больше и приближается семимильными шагами… Нас ждет нелегкое будущее, но, похоже, у нас нет иного выбора, кроме как идти вперед».

Такая позиция вызывает полный ступор. Противники немедленного провозглашения независимости в один миг лишаются знамени, под которым мечтали объединиться. В нервной и гнетущей атмосфере дебаты длятся всю ночь, но явное большинство присутствующих высказывается в пользу установления государства. Выбирается комиссия из семи членов — пятеро за немедленное объявление независимости, двое категорически против — для составления выводов Центрального комитета, который возобновит свою работу завтра.

12 мая оказался нелегким днем. На рассвете Арабский легион идет в наступление, и хотя мандатные полномочия все еще в силе и британская армия по-прежнему оккупирует страну, взятый в кольцо блок Эцион подвергается штурму сотен легионеров при поддержке бронетанковых войск и тысяч вооруженных деревенских жителей. На этот отчаянный бой, в который вступает горстка защитников, взирает издалека бессильное еврейское руководство. Большую часть дня Бен-Гурион проводит в Совете тринадцати, которому понадобится прозаседать одиннадцать часов для того, чтобы принять решение, от которого будет зависеть будущее всей общины.

Голда Меир рассказывает о своих переговорах с Абдаллахом, затем Шарет излагает предложения американцев о перемирии. Многие члены Совета склоняются в пользу принятия этого предложения и предлагают до голосования заслушать доклад о военном положении. Бен-Гурион вызывает Игаэля Ядина и Исраэля Галили. Первый описывает ситуацию в самых мрачных тонах, подчеркивая опасность вторжения и возможные перемены, которые могут возникнуть после интервенции иностранных армий. «Будучи человеком осторожным, — заключает он, — я бы сказал, что в настоящее время наши шансы уравновешены. Но если говорить откровенно, то арабы обладают значительным преимуществом». Второй также подчеркивает превосходство врага в тяжелом вооружении. «Если столкновение произойдет на следующей неделе, то ситуация будет критической», — заявляет он и добавляет, что, возможно, после получения вооружения, закупленного за границей, ситуация изменится к лучшему. Глубоко потрясенный честными, но мало обнадеживающими докладами двух офицеров, Совет ждет выступления Бен-Гуриона, которому предстоит вернуть доверие людям, ставшим жертвой недоверия. Он долго анализирует боевую обстановку и понемногу подводит слушателей к неизбежному заключению: