Бен Гурион

На чрезвычайном заседании кабинета тон был уже другим: нерешительность, тревога и страх витают в зале. Многие министры хотят вступить в переговоры с «Иргуном», готовы уступить по тому или иному пункту, лишь бы избежать братоубийственной войны. Но громом гремит голос Бен-Гуриона:

«Все случившееся… представляет прямую угрозу государству… Это не что иное, как попытка разрушить армию и уничтожить государство. Я считаю, что по этим двум позициям не может быть никаких компромиссов. И если, к большому несчастью, за это надо будет сражаться, то мы пойдем в бой».

Переходят к голосованию, и правительство принимает резолюцию, требующую от «Иргуна» немедленной передачи судна законным властям. В противном случае будет применена сила. Бен-Гурион тут же отдает Ядину приказ в полном соответствии с решением кабинета.

«Альталена» бросила якорь в нескольких кабельтовых от берега. Верных властям войск под командованием Игаля Алона, руководителя «Пальмаха», еще явно недостаточно для того, чтобы удерживать на расстоянии сторонников «Иргуна», среди которых немало вооруженных солдат; кроме того, корабль спускает на воду шлюпку, куда садятся вооруженные люди. В конце концов в самом Тель-Авиве, под недоумевающими взглядами горожан, иностранных наблюдателей, журналистов и представителей ООН начинается бой. Игаль Алон расскажет впоследствии: «Бен-Гурион вызвал меня к себе для приватной беседы. Мы были вдвоем. Трагическим голосом и скрежеща зубами он повторял: «Схватите Бегина! Схватите Бегина!».

Алон подгоняет пушку, «угрожая потопить корабль». Трюмы судна набиты взрывчатыми веществами, патронами и снарядами, «Альталена» стоит в сотне метров от берега, жители прибрежных улиц эвакуированы, и в 4 часа пополудни Бен-Гурион отдает приказ стрелять. Первый снаряд не достигает цели, но второй прямым попаданием вызывает пожар. В небо устремляется плотный столб дыма, люди начинают покидать корабль. Через несколько минут раздается чудовищный взрыв, и вскоре бои на берегу прекращаются. Четырнадцать членов «Иргуна» и один солдат «Пальмаха» убиты, десятки ранены. В тот же день по всей стране арестованы члены «Иргуна», а их военные формирования разоружены.

Этой ночью весь народ Израиля в течение двух часов слушает выступление Менахема Бегина, транслируемое подпольной радиостанцией «Иргун». Потерявший хладнокровие Бегин разражается слезами и на чем свет стоит поносит Бен-Гуриона, «этого безумца и дурака», который «замыслил» его убить. Он утверждает, что бомбардировка «Альталены» была осуществлена с единственной целью — убить его, Бегина, которому для уничтожения Бен-Гуриона, пожелав он этого, было бы достаточно «пошевелить пальцем». Он предупреждает Бен-Гуриона и его сторонников, что «если они поднимут руку на кого-нибудь из нас, то этим подпишут себе приговор. Все, кто немедленно не освободит наших солдат и офицеров, будут обречены». Тем не менее, он приказывает своим людям не оказывать вооруженного сопротивления армии: «Мы не откроем огонь. Мы не допустим братоубийственных стычек в то время, когда враг стоит у наших дверей». Вскоре «Иргун» публикует полное ненависти и злобы коммюнике, в котором призывает к неповиновению, Бен-Гуриона именует «сумасшедшим диктатором», а его кабинет «правительством преступных тиранов, предателей и братоубийц». Наконец, отменяется приказ, предписывающий вооруженным формированиям «Иргуна» присоединиться к национальной армии и принести клятву верности правительству: «Солдаты, офицеры и члены партии «Иргун» предпочтут отправиться в концентрационные лагеря, которые не замедлит создать этот сумасшедший диктатор».

В тот же вечер на ассамблее Народного Совета Бен-Гурион выступил с ответной речью: «Из одной винтовки можно убить несколько человек; но из 5000 стволов можно расстрелять всю общину!». Поскольку эти стволы не предназначались армии, их уничтожение предопределено самой судьбой, добавляет он завершая фразу, которая породит вечную к нему ненависть со стороны «Иргуна»: «Благословенна пушка, потопившая этот корабль!». Эти слова станут призывом к объединению сторонников «Иргуна», которые целым поколением будут вести яростную кампанию против Бен-Гуриона. Для этих людей «Альталена» и ее груз были священны; для него священной была пушка, чей выстрел разнес и корабль, и все, что на нем было. Но именно этого они ему никогда не простят.

Едва это полное драматизма дело было улажено, Бен-Гурион разгромил восстание справа. Однако он еще не в полной мере контролировал вооруженные силы и вскоре оказался перед лицом нового бунта — мятежа генералитета. Терпимость главного штаба к его постоянному вмешательству в их дела уменьшалась.