Проезжая мимо домика, где жила бедная Гертруда, она зашла туда отдохнуть. Увидав графиню, взволнованная Гертруда бросилась к ее ногам и с трепетом в душе призналась, что жених ее, примирившийся с ней, скрылся в их домике после покушения на жизнь графа и не смеет никуда показаться. Обнимая колени пораженной ужасом графини, она умоляла заступиться за них и помочь им обоим выбраться из этой страны, так как отец ее умер. Розалинда обещала помочь беднякам и, возвратясь домой в полном негодовании, решила разоблачить лицемера, так нагло злоупотребившего ее доверием.
Курт спокойно собирался обедать, когда вошла его жена, раскрасневшаяся и со сверкающими глазами.
– Что-нибудь случилось с тобой, моя милая красавица, что ты так сердита? – спросил Курт.
Краска негодования очень шла Розалинде, и это мгновенно рассеяло равнодушие, охватившее его с тех пор, как он выздоровел, а жена побледнела от усталости.
– Случилось то, – ответила Розалинда, – что вы оказались негодным лжецом, и я узнала, каково было ваше самоубийство.
Она остановилась, вспомнив присутствие слуг.
– Выйдите! – зарычал Курт в бешенстве, видя, что плутня его открыта, и не зная, как вывернуться.
Все вышли, кроме отца Луки.
– Как я глупа, что все еще верю тебе! А ты, притворщик, смеешь еще обвинять меня в жестокосердии? Ранил тебя жених несчастной Гертруды.
– Позволь мне сказать тебе, Розалинда, – сказал Курт с достоинством и кротко, – что непорядочно искать повода к оклеветанию своего мужа. Очевидность против меня, но лишь твое недоверие виною тому, что я не мог давно все сказать тебе. Выслушай серьезные причины, по которым я действовал так. Я чувствую себя виноватым перед Гертрудой; духовник мой может подтвердить, как я в этом раскаиваюсь.
Отец Лука молча склонил голову.
– Так вот, когда жених этой молодой девушки ранил меня, я не хотел пользоваться своим правом повесить негодяя, посягавшего на мою жизнь; чтобы потушить дело, я взял все на себя и, таким образом, спас жизнь моего убийцы. Впрочем, – он горделиво выпрямился, – я слишком христианин, чтобы покушаться на самоубийство; однако, собираясь умереть, имел я право увидать жену?
Розалинда с изумлением слушала это искусное объяснение.
– Правда ли это? По этим ли побуждениям ты солгал? – спросила она, недоверчиво смотря на него.
– А какие другие причины могли быть у меня? Я хотел своими страданиями искупить зло, причиненное Гертруде.
Он подошел к Розалинде и прижал ее руки к своим губам.
– Неужели так оскорбительна моя непоколебимая любовь к тебе? Я никогда не забываю, что ты – дорогое наследие моего обожаемого отца, и желание загладить свой грех – единственное преступление в этом деле.
Розалинда, которая не могла допустить такой бездны лжи, охотно примирилась, и обед, так бурно начавшийся, окончился миролюбиво.
После обеда Курт призвал любимого слугу, некоего Туиско, – чудовище лицемерия и злости – и отдал приказание немедленно послать вооруженных людей схватить угольщика-убийцу, а Гертруду перевести в тюрьму одного отдаленного поместья, повесив предварительно жениха на ее глазах.
Все было исполнено по его приказу, и в продолжение нескольких недель он так искусно занимал Розалинду, что она не могла исполнить данное обещание и помочь укрыться беднякам. Наконец, однажды, когда он был у герцога, она узнала ужасную истину и горько упрекала себя в том, что выдала тайну несчастных, не обеспечив предварительно их безопасность.
В гневе и отчаянии Розалинда удалилась в молельню. Мысль, что она связана с этим гадким человеком, чуть не сводила ее с ума. Розалинда была моей ученицей; я проводил с нею целые часы в разговорах о сверхъестественном, о жизни души, о религии; она знала многое, неизвестное женщинам ее времени, и ее развитой ум был еще чувствительнее к недостаткам и оскорблениям мужа. Во время этой, переживаемой ею нравственной пытки, я увидел, как к ней подбирается злой дух; но, при всем желании у меня не было силы отогнать его, так как сам я был обессилен своими бурными, тяжелыми чувствами.
«Отделайся от него, – внушал ей роковой дух. – Человек этот – ядовитая гадина, которая причиняет каждому зло. Когда ты будешь свободна, сколько добра можешь сделать! Мало ли у тебя доказательств, что он не любит тебя? Если ты не убьешь его, то он убьет тебя; если не железом или ядом, то хоть булавочными уколами. Взгляни на себя: ты побледнела, глаза твои ввалились, уста более не улыбаются, а в тебе ежеминутно кипит негодование».
Таковы были слова злого духа, и такие же мысли забродили в возбужденной головке молодой женщины.
«С тех пор как я связана с ним, – думала она, – я не знаю покоя, всегда в тревоге, в зависимости от его взбалмошного характера. Детей у меня нет; пройдет еще несколько лет, и, если красота моя увянет, этот презренный не задумается бессовестным образом прогнать меня».
При последней мысли холодный пот выступил на лбу Розалинды.
– Пусть он умрет! – прошептали ее синие губы. – Я совершу это отвратительное преступление, но тем спасу немало невинных.