Беньямин и Брехт — история дружбы

Более тесные отношения Беньямина и Брехта в мае 1929 го да были уже второй попыткой сближения. В отличие от первой она получила успешное продолжение, а причина заключалась в том, что тогда оказались затронуты экзистенциально значимые вопросы. Теперь Беньямин в письме Теодору Визенгрунду-Адорно от 10 ноября 1930 года обращает его внимание на «шум прибоя», рождённый «бурными волнами разговоров», во время встреч с Брехтом³³. Эти исключительно важные разговоры затрагивали широкий круг тем: новый театр, кино, радио, политические события, в особенности необходимость революции и борьбы против наступающего фашизма, роль интеллектуалов, вопрос о радикальности мышления, а также функцию искусств, в особенности с позиции продуктивной эстетики и художественной техники.

Словами, которыми Беньямин 15 февраля 1929 года благодарил историка искусства Зигфрида Гидиона, автора «Архитектуры Франции», можно описать и его дружбу с Брехтом:

Ваша книга вызывает редкое, но знакомое почти каждому ощущение, когда еще до соприкосновения с чем-либо (или кем-либо: книгой, домом, человеком и т. д.) возникает понимание необыкновенной значимости этой встречи³⁴

.

Касательно встречи с Брехтом это оказалось правдой. Она напомнила Беньямину о важном и постоянно повторяющемся «схождении звёзд»³⁵. Он уподоблял движению небесных тел взаимосвязь неслучайных, особых (и в данном случае благоприятных) обстоятельств, сочетающих неповторимость и закономерность, и надежду, что обретённые в результате опыт и ощущение определяются не только индивидуальной волей. В этом смысле встреча Беньямина и Брехта оказалась явлением бульшим, чем факт их личных биографий

[10].

Разлад в кругу друзей

«Брехт и Беньямин — ты попала в плохую компанию», — предупреждал Асю Лацис поэт и критик Иоганнес Р. Бехер³⁶. Такая настороженность в кругу коммунистов, знакомых Брехта, была, скорее, исключением. Брехт едва ли поддавался влиянию своего окружения, когда дело касалось личных отношений, и можно полагать, что ему никогда не приходилось оправдываться в дружбе с Беньямином. Тот находился в противоположной ситуации. Именно друзья и знакомые Беньямина — Гершом Шолем, Теодор Визенгрунд-Адорно (который стал называть себя просто Адорно, эмигрировав в США), Гретель Карплус (позже жена Адорно), Эрнст Блох и Зигфрид Кракауэр — следили за развитием дружбы и сотрудничества Беньямина и Брехта, высказываясь о них с необоснованным подозрением, непониманием и в каких-то случаях даже со злорадством.

Беньямин высказал важнейшее пояснение относительно дружбы с Брехтом, отвечая на типичное для его дружеского круга по тону и разнообразным сомнениям письмо Гретель Карплус. 27 мая 1934 года Карплус писала ему: