Бердолька Чарли и Гертруды Богранд

По небу пролетали светлячки. Приближался сезон Светлых Ночей.

Мистер С. под бурчащим о плохой погоде зонтиком наливал себе амриту «Black». Рядом Чарли пил неразмешанный чай с сахаром и о чём-то беседовал с невидимым другом Рупертом.

Радовался даже Левиафан, проплывающий по гладкой воде озера среди сотни тысяч маленьких жёлтых фонариков.

Мистер Гордон Пипкин развёл огонь возле дома номер шесть, чтобы приготовить зефир «Мальва болотная» (Мистер С. перепрыгнул через огонь – на счастье), но миссис Эндора Пипкин его потушила.

Тутси «Ласточка» Фридерман беседовала с мистером Робертом Готли. В прошлом месяце его дочь и внук выиграли в лотерею «Лютроо»:

– И теперь они могут начать всё с чистого листа, – сказал мистер Готли. Он так и не заметил (или не хотел замечать), что Тутси Фридерман весь вечер подливала ему в бокал с вишнёвым соком вино «Вдова Клико».

По 66-й улице пробежал пёс по имени Дьякон в сопровождении двух чёрных воронов.

Неподалёку Харгест грыз праздничную кость «Флотифло», а из окна комнаты Гертруды за всеми наблюдала кошка по имени Кот.

По всему городу гремели салюты. В честь Чарли, Гертруды, Эдварда и Кристофера произносились тосты. Старушка Трухти Кимор зачитала праздничный стих (в каждой строчке упоминались совок и пыль, но финал всем понравился). Все были счастливы.

В тот вечер у Чарли и Гертруда возникло новое чувство – какое-то единение с Эдвардом и Кристофером. Будто кровные узы. Это нельзя было описать словами. Чарли и Гертруде даже казалось, что у них появились братья. И тогда Гертруда решилась: попросила Чарли, Эдварда и Кристофера лететь за ней.

Все четверо незаметно покинули веселье (когда мистер Гордон Пипкин всё-таки развёл огонь, у которого все собравшиеся – как маленькие дети – готовили зефир «Мальва болотная»). Они взмыли в небо, поднимаясь высоко-высоко к звёздам.

Внизу остались 66-я улица, озеро (где с волнами играл Левиафан), реки, парки, разведённые мосты. В сопровождении тысяч светлячков они пролетели над Верхним Садом (где шумели фонтаны, а Samael обвивался вокруг Той-Самой-Яблони), над Площадью Трёх (где из пасти дракона вырывались струи огненной воды) и над Александрийским маяком (он будто освещал путь заблудшим душам). Пока не оказались далеко-далеко за скалами, где не было ни одной живой души.

Гертруда хотела разделить с друзьями лучшие мгновения в жизни.

Где-то внизу снова проплыли парусники «Джойта» и «Летучий Голландец». А на небе яркая луна будто заигрывала с молочной радугой. Компанию им составляли тысячи светлячков и крик чаек.

Чарли, Эдвард, Кристофер и Гертруда сидели на скалах. Их не пугали появившиеся повестки из Верховного СтраСуда на «повторное оглашение вердикта в связи с окончанием Consolamentum». И не пугало то, что заседание должно состояться уже на рассвете.

Кристофер признался: по-настоящему ему было страшно в первый день – когда он здесь оказался. Страх, что его могут забыть.

А Гертруда призналась Эдварду: она начала вспоминать, что раньше они были знакомы. И даже больше. Эдвард сиял.

Сам же Эдвард признался, что этот год дался ему нелегко. Ведь пришлось ждать, пока Чарли и Гертруда смогут вспомнить.

Никто не говорил о НЁМ. Даже вскользь. И думать не хотелось о том, кто уже стал воспоминанием. Как и Gradalis.

– После Consolamentum я снова уезжаю, – сказал Эдвард. – Надеюсь, что осенью смогу вернуться.

– А мы с родителями собираемся навестить Фредерика, – сказал Кристофер. – Пробудем там

до августа.

– Тогда давайте пообещаем, – сказала Гертруда. – И даже поклянёмся. Мы осенью обязательно встретимся.

– Orcos Diatheke? – улыбнулся Эдвард.

– На этом месте! – поддержал Кристофер. – Главное – не забудьте про воспоминания!

Они смеялись, шутили, подначивали друг друга. И никто не заметил надкусанное яблоко в руках у Чарли.

А утром – с первыми лучами солнца – Эдвард, Кристофер, Чарли и Гертруда взмыли в небо. Они направились в Верховный СтраСуд.

И никакого страха. Каждый был уверен: теперь всё будет хорошо.