— Ваша светлость, освободите меня от надзора за ними. Мне не под силу эта задача. «Ты не годишься больше в мореплаватели», — сказали они мне. И уехали сами в такую погоду… А я не с ними, не могу предостеречь их, помочь им своей опытностью.
Но все жалобы Грундвига не достигали своей цели — герцог не обращал на него внимания.
— Да, да! Кровь древних викингов говорит в них, — бормотал он. — Я не могу запретить им рисковать своей жизнью, потому что, когда я приказываю, всякий должен повиноваться. Все Биорны таковы. Только в борьбе со свирепой стихией можно закалить свое тело и дух. Нет, я не могу запретить им это.
Потом, обращаясь к своему слуге, герцог сказал:
— Хорошо, Грундвиг, я освобождаю тебя от обязанности наблюдать за ними. Оставайся по-прежнему их товарищем, другом. Сопровождай их во всех поездках… Помни только, что я не хотел бы, чтобы они без необходимости рисковали жизнью. Еще до сих пор не перестал я оплакивать своего ребенка…
— Ваша светлость, я никогда не верил в его смерть.
— Ты помешан на своей идее найти его, Грундвиг.
— Нет, нет, ваша светлость… Старый Грундвиг знает, что говорит. Море было в тот день спокойно, а Надод плавал как рыба. Никогда бы не дал он дитяти утонуть. К тому же, если ваша светлость вспомнит, в тот день видели в фиорде чужой корабль.
— Ну конечно, и этого было достаточно, чтобы ты вообразил, что ребенка похитили… Но ведь я сам допрашивал Нада и даже обещал ему полное прощение и большую награду. Но он упорно твердил свое: «Ребенок выпал за борт и пошел ко дну, Я не успел его поймать».
— Зачем ему было врать? — продолжал задумчиво герцог. — После этого Надод исчез бесследно. Его, правда, слишком сурово наказали, но ведь и наше горе было велико.
— И все-таки, ваша светлость, я останусь при своем убеждении. Я уверен, что мальчика украли и воспитали в полном неведении о его высоком происхождении. Но когда-нибудь я найду его. Ведь у каждого Биорна на груди есть знак, выжженный при рождении…
— Но кто мог быть заинтересован в том, чтобы украсть моего сына?
— Ваша светлость забывает, что теперешняя голштинская династия одержала на сейме[45]
большинство всего пятью голосами. Они никогда не забудут, что Биорны происходят от древних королей и имеют больше прав на шведский престол. И они боятся, как бы вы не предъявили эти права.— Но в таком случае почему они не делали попыток украсть других моих сыновей?
— А вы уверены в этом, ваша светлость?
— Стало быть, ты скрыл что-то от меня? — бледнея, с трудом выговорил герцог.
— Никто не знает об этом, кроме меня и Гуттора, а воды фиорда не возвращают шпионов, в них сброшенных.
Темнело. Порывы ветра доносили глухой шум бушующего моря.
— Ужасная ночь! — вздохнул герцог. — Как только подумаю я, что эта буря могла их захватить, мое сердце сжимается от страха.
— Они слишком опытные моряки, ваша светлость, и, наверное, заблаговременно укрылись в каком-нибудь фиорде.
Вдруг Черный Герцог вздрогнул. Сквозь шум бури до его слуха донесся слабый звук рога. Он прислушался. Звук повторился, но такой слабый, что его можно было принять за вой ветра.
— Это, должно быть, пастух собирает свое стадо, — сказал Грундвиг.
— Нет, — возразил герцог, — это зов о помощи. Какой-нибудь путник заблудился в скоге[46]
.И, как бы подтверждая его слова, вдали раздался выстрел, а вслед за ним второй.
— На коней, Грундвиг! — крикнул герцог. — И пусть Гуттор возьмет с собой четырех вооруженных людей.
Через несколько минут небольшая группа всадников выехала из ворот замка и, пригнувшись к шеям коней, помчалась в ту сторону, откуда раздались сигналы о помощи.
Добрые степные лошадки привычно находили дорогу в темноте.
Не проехали всадники и двух миль, как Гаральд и Грундвиг, ехавшие впереди, внезапно остановились. Перед ними, посреди дороги, черным силуэтом вырисовывались фигуры человека и лошади. Казалось, человек старался успокоить свою лошадь, которая была чем-то испугана и рвалась из его рук.
Грундвиг сейчас же узнал того таинственного незнакомца, который в последнее время несколько раз появлялся на короткое время в Розольфсе.
Увидев прибывших, незнакомец радостно воскликнул, но Гаральд быстрым движением приложил палец к губам.
Обернувшись к своим спутникам, герцог сказал:
— Поезжайте домой. Вы мне больше не нужны.
Четыре всадника пришпорили коней, и скоро топот их копыт растаял в ночной мгле.
Тогда Гаральд приблизился к незнакомцу.
— Что у тебя случилось, Анкарстрем?
— Черт возьми, вы немного опоздали. Я сам справился с ним. Взгляните.
При слабом свете захваченного с собой фонаря Гаральд и Грундвиг увидели тушу пещерного медведя, лежавшего в луже дымящейся крови. В груди медведя по самую рукоятку торчал кинжал.
— Ловкий удар! — воскликнул герцог. — Узнаю руку, нанесшую его. Но все-таки ты счастливо отделался.