Берег мертвых незабудок

Как наяву Эльтудинн увидел привычный жест: тонкая ладонь, тоже вся в следах крапивы, закрывает глаз, правый или левый. Страшнее – когда левый: Вальин оставался слепым, прятался в темноте от всего мира. Во втором, более редком движении – когда за ладонью исчезала правая глазница – было что-то бесконечно трогательное, полное иного смысла. Жест не для всех. Смущенная попытка спрятать увечья. Эльтудинн помнил, как однажды – в первую встречу – поцеловал эту руку. Удивительно… может, жест не зря входил в присягу и считался ритуальным, ведь с того дня Эльтудинн действительно не мог причинить врагу вреда. Даже если его толкали к этому, если светлые нарушали перемирие. Они нарушали его не реже, чем темные, и бывали куда более жестоки: не ограничивались уничтожением храмов, часто убивали людей. Эльтудинн понимал: они действовали именем Дараккара, справедливость якобы была за ними – за теми, кто веками не знал «поганых мест» и бунтов, за теми, кем правил преемник Незабудки. Их справедливость имела мало общего со справедливостью Вальина, но они считали себя безусловно правыми. Они срезали гниющие ветви, хотя сразу, как этот гимн появился, возмущенные темные украли его и тоже стали петь, даже особо не переиначив. Вальин не повторял слов никогда. И не верил, что сад сгнил. Не верил…

Эльтудинн открыл глаза и медленно повернул голову к резным перилам. Королевская колоннада смотрела на полускрытое лесом море и у многих была любимым уголком. Эльтудинн не счел правильным забирать ее, хотя она и примыкала к сералю. Щедрое позволение гулять тут и пить из Змеиного – омолаживающего – источника прибавило ему народной любви. Дядя никого сюда не пускал и ни с кем не делился водой. Эльтудинну же нравилось, когда на соседних ложах кто-то располагался и говорил с ним в часы отдыха. Сегодня, правда, он был один: горожане высыпали на берег наблюдать за маневрами флотоводцев. Цели учений никто не знал; они будоражили умы. Экспансия, большая охота, новое празднество? Эльтудинн усмехался. Пиратис Соколиного стяга – мощная группировка, которая недавно присягнула ему, – тоже.

Жу многим казался сейчас лучшим местом мира, Эльтудинн знал это. Он принимал и беженцев с Детеныша, и гостей со Светлой стороны. Люди так долго уже бежали к нему и от него, чего-то искали… находили ли? Он не знал, но и не осуждал их. Ворота его городов были открыты, а вот сам он все больше уверялся в правильности нового плана. Да, они с Вальином хотели воссоздать, чуть улучшив, старый мир. Но что, если…

Эльтудинн вгляделся в едва синеющий проблеск моря и попытался уловить хоть одно дуновение бриза. Нет… сюда он не долетал, густые ветви и лианы ловили его. Морской хворью в Жу болели реже, страдали от нее больше те, кто расселился у самого берега. Эльтудинн сделал очередной глоток воды, напоминающей кровь. И в очередной раз подумал о том, как хотел бы, чтобы в Жу подольше пожил Вальин. Они даже почти договорились, что он будет проводить здесь часть каждого фиирта. Почти. А потом…

Эльтудинн сел резко, будто его толкнули или окликнули. Нет, никто, просто ослепительная вспышка внутри не дала больше лежать. Он порадовался, что Адинна ушла: скорее всего, испугалась бы яростного вида своего господина, испугалась бы того, как скрючились его пальцы – точно лапы дикого кота, готового царапать насмерть, нет, не царапать – выдирать куски плоти. Он и был готов. Даже задышал тяжелее.

Он преисполнился такой надежды, когда Вальин сам пожелал приехать! Надежда стала почти неуязвимой, когда гвардейцы, с тревогой смотря на своего теряющего сознание короля, все же сказали: «Он очень просил показать вам это

, немедля», – и повели его к длинному деревянному ящику, что ехал во второй карете. Эльтудинн даже перестал бояться своей надежды, когда светлая делегация – ни в ожидании выздоровления Вальина, ни потом – ни разу не проявила враждебности. Боялись – да, ели осторожно – да, кто-то чуть ли не спал в обнимку с гвардейцами – да, но не более, а потом ушло и это. Ожидаемо, молодые бароны Вальина, его воины и послы оказались обычными людьми, которые умели улыбаться в ответ на миролюбие и гостеприимство.

Вальин оправился, и Эльтудинн все же открыл ему правду о брате. Многое меж ними после этого изменилось, одни нити натянулись, другие наконец лопнули. Вальин принял все, что услышал, лишь раз, грустно улыбаясь, спросил: «Ты ведь понимаешь, что я не он?» Впрочем, это не был вопрос, и на него не требовался ответ. Эльтудинн молча взял его руку и, глядя в глаза, поцеловал ладонь. Знака там не горело – Вальин по-прежнему почти не называл полного имени и прозвания. Но он принял и такое «да». А после этого, уже не разделенные тайнами, они провели не один день в разговорах, прогулках, балах. Даже убили крокодила – чудом спасли от него пожилого посла, по ошибке забредшего не туда во время охоты.