Берег мертвых незабудок

Элеорд ди Рэс не видел ничего. Он лежал, будто распятый, и не мог двинуться; только ощущал, как из него уходят и жизнь, и последняя воля к ней. Перед глазами, если он открывал их, расплывались лица. Слуги, Идо, медики превратились в призраков. Призраки толпились, шептались, уносились за чем-то и приносили что-то – отвары, повязки, инструменты. Призраки возились рядом, прикасались к Элеорду то холодными, то теплыми руками, поднимали его, снова укладывали. Призраки о чем-то допытывались, но он не мог им помочь. Призраки пахли то дымом, то морем, то кровью.

Из тех дней Элеорд помнил немного: как однажды пришел пироланг Бьердэ и, разрезав плоть, заменил ему какой-то сустав; как при этом его крепко держали, а он – и откуда взялись силы? – вырывался; как Идо – бледный, маленький – стоял в дверях и наблюдал. Как спустя еще какое-то время сознание прояснилось и Элеорд попросил: «Идо, нарисуй на стене крылатую лисицу». Как началось воспаление; как сознание долго не возвращалось; как на время отказало и зрение, но он все думал: нарисовал ли Идо лису? Оказалось, что да, нарисовал – яркую, алую, быструю. За долгие приливы он стал рисовать их еще лучше, чем в детстве.

С лисой пришло облегчение, спал жар. Тогда Элеорд попросил у Идо кое-что еще, надеясь ухватиться за это, ухватиться крепко, как только возможно, и больше уже не падать. Он велел: «Рассказывай мне. Рассказывай, что там, за стенами нашего дома…»

И Идо стал рассказывать.

Он рассказал, как много ночей назад, когда Элеорд был в забытье, сумасшедшие чуть не сожгли дом – опять явились те, кто ненавидел живописцев проклятого Первого храма. К счастью, слуги утихомирили этих людей и сдали городской страже; конюх Элеорда, его садовник и повар ведь были здоровяками. Все обошлось, а сама стража, вычищенная от предателей, стала бдительнее и злее. Больше дом и его обитателей не тревожили. Жаль только сад, который почти весь погиб.

Затем Идо рассказал, как венчались Вальин Энуэллис из рода Крапивы и Ирис Иллигис, Королевская Незабудка. Церемония была традиционной: влюбленные – влюбленные ли? – стояли по колено в спокойном море, а жрец – на камне, возвышаясь над ними. Он украсил им шеи ожерельями из раковин, возложил на головы сначала венки из крапивы и незабудок, а потом тиары и наконец – благословил именами Пала, Светлой и Темной Праматерей. И все же обычай тогда немного нарушили: лицо скрывали за фатой не только невеста, но и жених, ведь с моря шла буря. Графу явно было плохо; он не хотел пугать подданных своим видом. В воде он не упал только чудом. Но он крепко держал ладонь маленькой избранницы до самого конца, а потом – следуя тому же ритуалу – вынес ее из моря на руках.

Еще Идо рассказал, что прямо сейчас где-то далеко умирает верховный король Цивилизации Общего Берега – умирает тускло и одиноко, ведь он потерял всех дочерей и отдалил всех фаворитов. Он совсем слаб и безумен в последние дни, он просит слуг собирать ему букеты: незабудки и розы, крапиву и чертополох, бузину, лилейник, все гербовые растения… «Они должны, должны быть подле меня! Где они, где?» – твердит король. Но ему приносят только вереск, опавшие листья и еловые ветки, ведь в его землях тянется и тянется фиирт, с неба сыплет ледяное крошево, нигде не осталось цветов. А в оранжереях все завяло из-за того, что некому было заботиться об отоплении и поливе; без пиролангов система труб быстро вышла из строя. Но несчастный старик, отягощенный короной, раз за разом на заплетающихся ногах ходит туда – в погибшие сады – и ложится на желтый мох меж корней самого старого дерева. О нем почти не скорбят, его почти забыли: всюду звучат уже новые имена.

Наконец Идо рассказал о том, чего не видел, но о чем слышал от друзей, ушедших с Вальином в военный поход. О бойне, где сошлись два войска, и прежде всего два предводителя. О золотом и серебряном блеске оружия, о вытоптанной траве и сорванных глотках, о крови и дыме, о том, что беду принес тот, от кого не ждали. Сражение могло быть и фатальнее, но его остановили. Остановили и долго, долго говорили, правда, не договорились ни до чего. Как печально. Печально, что речами уже не остановить тех, кто рушит старые города, не возводя новых; тех, кто вливает в море кровь братьев, мешая с собственной; тех, кто сжигает чужие черешневые сады. Здесь Элеорд ощутил, что слабеет, и прошептал:

– Замолчи, пожалуйста. Я больше не могу.

Элеорд ди Рэс умирал. Или ему казалось, что он умирает, а на самом деле умирал мир? Как в том сне. Где все объяла чернота, где она никому не дала сбежать, а в конце остался один-единственный пустой холст в серебряной раме.

– Идо… – позвал он, но Идо рядом не было. Оказалось, Элеорд потерял сознание не на пару мгновений, а на несколько часов, и успела наступить ночь.