Арнст вздрогнул. Возможно, подумал, что «случайно брести» пришлось далековато, но не сказал этого вслух.
– Везет вам на… странное. – Он еще несколько мгновений смотрел на тело, потом с явным усилием отвернулся и начал растирать свои плечи. – Ладно, хорошо, что вы сами туда не упали, и хорошо, что почувствовали себя лучше. Идемте все-таки спать? Помолимся за беднягу, кем бы он ни был…
Но Вальин все глядел на болото. Он думал совсем иначе, хоть и понимал, что может встретить отпор, как минимум – слишком много вопросов. Но он сказал:
– Помолимся. И похороним. Тело нужно вытащить… – Арнст растерянно уставился на него, а он неколебимо закончил:
– …и доставить в Жу.
Арнст открыл рот. Он не выглядел недовольным, скорее встревоженным: похоже, решил, что Вальин бредит. Можно было повысить голос и бросить: «Это приказ», но, понимая, что так точно будет выглядеть безумцем, Вальин сказал иное, мягче:
– Я очень тебя прошу. Мне кажется, он лежит тут давно, нельзя его оставлять. И… – аргумент показался ему весомым, – это могут расценить как наш жест доброй воли. Хорошая мысль, учитывая недавний конфликт на Холмах, нет?
Арнст прищурился. Его далеко не всегда удавалось обмануть; он, хоть и уступал в проницательности покойному отцу, порой все-таки чувствовал недоговариваемое, особенно почему-то если это касалось Эльтудинна. Вот и теперь он вкрадчиво спросил:
– У вас есть мысли, кто это может быть?
Вальин даже готов был сказать правду, но тут силы опять изменили: мир крутанулся и расплылся. Сильно закашлявшись, он отступил на пять-шесть шагов, чтобы правда не свалиться в топь, оперся на ближайший кипарис и пообещал:
– Я – или не я – все объясню. Но позже, или отсюда тебе придется тащить еще и меня. Вынь его из трясины, прошу.
Арнст колебался, с сомнением и опаской косился на воду.
– Мне, видно, никогда вас не понять… – За палкой он все же пошел, пусть нехотя. И было видно: он правда сожалеет о том, в чем только что признался. Это было… пожалуй, трогательно. Ему в спину Вальин сказал одно:
– Я ценю то, что вопреки этому ты меня поддерживаешь. Всегда.
Арнст не обернулся, но кивнул и, может, даже улыбнулся. Сам вытащил труп, а дальше – по следам и поломанным веткам – пришли гвардейцы, заметившие отсутствие короля. Они тоже растерялись, но помогли донести печальную находку до лагеря и даже предложили сколотить для нее подобие гроба. «Смерть в трясине… и вроде ребенок почти… вот и верь после этого вообще в каких-то богов», – сказал за работой самый старый, и даже довольно набожный Арнст не стал его одергивать.
Едва забравшись в карету, Вальин снова лишился чувств и мучился лихорадочным бредом весь остаток пути. Снились ему то звезды в траве и в небе, то незабудки у моря, то мальчишка, чей рот медленно забивался тиной. В краткие мгновения просветления Вальин раз за разом спрашивал: «Тело… здесь?» – и шарил вокруг. На него, кажется, смотрели с ужасом, но послушно кивали, напоминая, правда: «Тело в другом экипаже, господин».
Он смутно помнил теплый вечер, когда они все-таки прибыли. Стук копыт перестал терзать воспаленный рассудок, зато маршевая ходьба и лязг алебард о ступени – начали. Делегацию встречал целый отряд, все как один высокие и поджарые. Часть нуц, часть – полукровки, бледные, но с золотыми глазами. Вальин собрал все мужество, чтобы приветствовать их. Но едва он открыл дверцу кареты, встречающие отшатнулись – похоже, решили, будто перед ними шан’ во плоти. Лишь спустя несколько мгновений капитан, тоже златоглазый полукровка, все понял и шагнул вперед, протягивая руку не то для пожатия, не то чтобы помочь. Вальин выдавил улыбку, пробормотал: «Нет, не тревожьтесь, не пугайтесь, а еще мы…» Он не закончил. Свет опять померк.
Вальин приходил в себя еще несколько раз, когда его чем-то отпаивали и растирали, куда-то укладывали. Но мир так вертелся, что удержаться в нем не получалось. Лица сливались, почти все были черные и златоглазые, изредка – знакомые: Арнст или медик. Вальин искал другое лицо, но тщетно, Эльтудинн бывал рядом – но именно когда бывал, веки не размыкались, получалось только слышать и узнавать по голосу. Слова все были похожими: «Держись»; «Потерпи»; «Выпей». Похожими были и ощущения: горячие ладони легко касались волос, скул, приподнимали голову, подносили ко рту кубок с чем-то похожим на вино с кровью. Один раз Вальин все же сумел ненадолго открыть глаза, которые тут же заслезились от боли – даже незрячий. Эльтудинн тогда слабо улыбнулся, наклонился и, кажется, поцеловал его в лоб, а потом, осторожно обняв, вдруг прижал к себе. Шепнул: «Спасибо тебе». За что?.. И все снова погасло.
Он боролся с недугом почти сэлту, но победил. Встал здоровым, с ясной головой. В честь этого устроили пиршество, где, к удивлению Вальина, темные и светлые уже сносно общались. Сам Эльтудинн говорил с ним о многом… но не о странном нежном поступке и не о… другом. А потом, присмотревшись, Вальин увидел на нем цепочку с необычным цветочным плетением. С шеи того мертвеца.