Берегите солнце

От их безостановочного мелькания все вокруг трепетало: заснеженный, пестрый от теней перелесок неожиданно колыхнулся, уплывая из-под ног, и я тихо прислонился плечом к заиндевелому стволу осины. Веки налились теплой и сладкой тяжестью и слегка надавили на глаза. Сомкнувшаяся над головой темень вдруг раздвинулась, и передо мной возникла Москва, улица Горького, освещенная утренним осенним солнцем. По мостовой, гонимые ветром, скользили, шурша, листья, пожелтевшие от первых заморозков. Мы стояли у подъезда нашего дома: моя мать, Нина, я и мой сын, маленький мальчик в аккуратной фуражке, прикрывавшей вихрастую голову, с продолговатыми материнскими глазами; в руках у него цветы, за плечами - ранец. Мы провожали его в школу. На первый урок. Запрокинув голову, он смотрел на нас и смеялся от неосознанного восторга перед жизнью. Он обнял и поцеловал мать, потом обнял меня, и я на мгновение ощутил в руках его уже упругие плечи, его холодноватые губы, прикоснувшиеся к моей щеке.

"Вы меня не провожайте, - сказал он. - Сам дойду".

"Одного не пущу", - сказала бабушка.

"Ладно, - согласился мальчик великодушно. - Только не иди рядом, а чуть поотстань..." - Он бодро зашагал от нас. Нина провожала его взглядом, полным слез.

"Что же ты плачешь?" - спросил я.

"Подумать только, сын в школу пошел... Кончилась молодость, Дима".

"Кончилась, Нина, - ответил я. - А у него с сегодняшнего дня началась трудовая жизнь... Надолго".

Нина всхлипнула.

"Как я хочу, чтобы он вырос умным, красивым, смелым!"

"Вырастет", - ответил я, глядя, как все дальше и дальше уходил от нас сынишка. Я силился вспомнить его имя и не мог, Нину спросить стеснялся и страдал от этого. Мальчик, отойдя, обернулся, помахал нам рукой: неловко ступив, он споткнулся. Я рванулся к нему.

"Не упади, сынок!" - закричал я.

И очнулся, падая в снег.

- Что с вами, товарищ гвардии капитан? - обеспокоенно спросил Чертыханов, помогая мне подняться.

Я вскочил и, не стряхивая налипший на полушубок снег, поспешно взглянул на часы - показалось, что спал я много, если увидел так явственно долгую картину проводов сына в школу. Нет, прошло лишь каких-то пять-шесть минут... Слева все еще гремела перестрелка: наши тревожили немцев, те отвечали. Я представил, как Оленин с нараставшим нетерпением, точно так же, как и я, вглядывается в циферблат часов, как трепещет от волнения его душа...

- Приготовить ракеты, - сказал я негромко; Чертыханов и Мартынов зарядили ракетницы, встали рядышком и подняли их вверх, ожидая команды. Давайте!

Послышались несильные хлопки, и ввысь, к несущимся облакам, пошли, красиво, победно, два огня - красный и зеленый, как бы возвещая человечеству о начале еще одного сражения на земле, в котором столкнутся в рукопашной добро со злом и добро должно одержать верх. Ракеты уронили на заснеженный лес колеблющийся праздничный свет, и в этом свете я увидел, как рванулись большие черные машины. Двигаться надо было строго по прямой, и танки шли развернутым строем. Бойцы сидели на броне и лезли по снегу - едва различимые в темноте фигурки.

Через некоторое время долетели отрывистые залпы танковых пушек - они приблизились к шоссе. Приглушенное расстоянием докатывалось протяжное: "а-а-а!" - ребята кричали "ура". Они тоже добежали до дороги...

Автоматная и винтовочная стрельба то налетала, как вихрь, то замолкала. Над вершинами темного леска встало столбом пламя, рядом с первым слепящим столбом возник второй: танкисты что-то уже подожгли. Стрельба звучала явственней, и я поспешил к дороге.

Впереди, совсем рядом гремел бой. Мы задержались возле двух старых елей, - они могли защитить от случайной пули. Связной привел к нам Прозоровского.

- Полный разгром врага! - крикнул лейтенант захлебывающимся голосом; он едва держался на ногах. - Я такого еще не видел... Наши танки вырвались на дорогу. Бьют, опрокидывают, давят цистерны, мотоциклы, орудия! Только скрежет идет! Фашисты убегают прочь. По снегу, в сугробы, скрываются в лесу!

Прозоровский вдруг медленно повалился на бок. Я наклонился над ним.

- Что с вами?

Лейтенант Прозоровский не ответил. Он уже не дышал...

Бой шел все утро и весь день до самого вечера. Танковые части врага были разбиты и отброшены от шоссе - путь из Москвы на Тулу был свободен. Колонны грузовиков двинулись в осажденный город...

Правое крыло танковой армии Гудериана откатывалось из-под Каширы в южном направлении. Немецкие войска уходили, бросая технику. Наши войска, преследуя отступающего противника, не отставали ни на шаг. Танкисты настигали колонны автомашин и сбрасывали их в кюветы, корежили, давили. Началось изгнание врага из пределов московской земли.

Штаб полка едва успевал передвигаться за передовыми подразделениями.

В одном месте - это было уже за Тулой, на подступах к Ясной Поляне, штаб полка наткнулся на группу немецких солдат и офицеров. Мела метель, и мы встретились лицом к лицу. Вспыхнула жаркая перестрелка. Я повел находившихся со мной людей в атаку. Я видел, как немецкий офицер вскинул пистолет и выстрелил в меня. Почти в упор. В тот же миг он был сражен взрывом гранаты.