– О да, – говорит Стаф с кривой улыбкой. – Мы нарыли как можно больше информации об организации свадеб перед встречей с вами, но второй дядя и в самом деле увлекся всей этой темой с прическами и макияжем из-за второй тети. Старшего дядю, правда, не увлекло занятие цветами, поэтому нам пришлось просто заказать их через местного цветочного поставщика. А ама, у нее просто прирожденный талант командовать людьми. Я думаю, она была рождена, чтобы стать свадебным организатором, это абсолютно ее. Не знаю, насколько хорошо третий дядя справился бы с ролью тамады, потому что на самом деле он стоматолог.
Я гляжу на нее во все глаза.
– Стоматолог?
– Да, проходил практику в Аркейдии.
– Вау, прикольно.
– Так о чем ты хотела меня спросить?
Я начинаю колебаться, но затем решаюсь.
– Ну, ничего не стоило бы превратить весь день в полную катастрофу. То есть да, ты, конечно, испортила все наши фотографии, но не то чтобы я очень расстроилась или типа того…
– За фото прости, – говорит она с гримасой.
– …но все остальное было великолепно. Декор, еда, торт, музыка. Почему вы тогда не испортили всю свадьбу?
– А, ты про это. Ну, ты же знаешь аму, у нее слишком много гордости, чтобы сделать что-то совсем плохо.
Я пристально смотрю на нее.
– Серьезно?
– Ну, отчасти из-за этого, а отчасти из-за того, что мы хотели, чтобы праздник казался правдоподобным и естественным для гостей. Мы не хотели, чтобы кто-нибудь заподозрил нас.
– Понятно.
Думаю, это логично. И, как ни странно, я вполне могу представить, как старшая тетя гордилась бы тем, что организовала фальшивую свадьбу, даже если это фальшивая свадьба, где она замышляла уличить жениха и невесту в преступлениях, которых они не совершали.
– Во-о-от…
– Ага.
Какое-то время мы просто смотрим друг на друга.
– Эм. Я просто хотела сказать… – А что я хочу сказать? Я вроде бы хочу сказать ей столько всего, но не могу нормально сформулировать мысль. – Я… эм. Мне очень жаль. – И мне действительно жаль, за очень многое.
Глаза Стаф начинают блестеть от слез, и я понимаю, что у меня тоже наворачиваются слезы. За последние несколько месяцев она стала для меня больше, чем просто свадебным организатором. Она стала для меня другом. Доверенным лицом и источником эмоциональной поддержки. Человеком, который понимает и знает, что я из себя представляю, потому что ее семья точно такая же, как моя. И теперь я осознаю, что, несмотря на разрешенный безумный тайный конфликт между нами, мы никогда больше не вернемся к тому времени. Наша дружба окончательно умерла, и я бы солгала, если бы сказала, что мне ни капельки не больно из-за этого.
– Я знаю, – говорит она и протягивает мне руку. – Мир?
– Мир.
Мы пожимаем друг другу руки.
– Если кому-нибудь вдруг понадобится свадебный фотограф… – говорит она. Моя улыбка исчезает. – Слишком рано шутить об этом?
– Да, слишком.
Тем не менее нечто близкое к улыбке проскальзывает между нами, и когда Стаф уходит, то забирает с собой частичку моего сердца. Правда, совсем маленькую.
Когда я возвращаюсь к столу, старшая тетя допрашивает Нейтана о том, что он думает об их нарядах.
– Тебе правда нравится или нет? – спрашивает она, а ее рот наполовину набит беконом. Что это за дурацкая привычка у людей с китайско-индонезийскими корнями разговаривать с набитым ртом? Есть же пословица «Когда ем, я глух и нем», но нет, мы не умеем воздерживаться от разговоров во время еды.
– Да, нравится, очень… аутентично.
Старшая тетя чопорно кивает второй тете, которая наклоняется и достает коробку из-под своего стула. Она встает и вручает ее Нейтану так торжественно, словно королева дарит яйцо Фаберже одному из своих подданных.
– Подарок на медовый месяц.
– Не стоило, – говорит Нейтан.
Старшая тетя отмахивается от него:
– Вы сказали, что чайной церемонии не будет, поэтому мы не стали дарить вам красный конверт. Йа судах, мы решили поступить как белые люди и подарить вам подарок, а не деньги.
– Вот, для тебя тоже есть, – говорит ма, протягивая мне идентичную коробку. – Открывайте.
– Сейчас? – спрашиваю я.
Дурацкий вопрос. Конечно, сейчас. С некоторым трепетом я осторожно снимаю обертку. Нейтан просто разрывает ее на части.
Когда мы наконец открываем наши коробки, у нас чуть глаза не вылазят из орбит.
Потому что внутри…
– Вау, – восклицает Нейтан, держа в руках традиционную рубашку в индонезийском стиле. Но вместо обычного батика на нее нанесен клетчатый принт Burberry. Ну, вернее, на передней части – принт, а задняя часть искусно украшена батиком. Клянусь, от этого обилия цветов, принтов и техник я чуть не ослепла. Я беру в руки свой подарок.
– Это очень… интересно, – восклицает он, а в его голосе слышится еле заметная нотка ужаса.
– Вау, ципао от Burberry, – добавляю я, напоминая себе сохранять улыбку на лице.
– Они выглядят… э-э, они выглядят так э-э… – говорит Нейтан, – традиционно?
– Да, точно! – радостно восклицает старшая тетя. – Они символизируют слияние английской и китайско-индонезийской культур.
Энни и Крис вместе с остальными посетителями ресторана открыто глазеют на эти ужасные творения.