Береговая стража

В детстве ей пришлось года два жить в Москве, и она хорошо помнила свои ощущения, когда вернулась в столицу: несравнимо больше воздуха над Мойкой, Фонтанкой, даже Крюковым каналом, не говоря уж о Неве. Город был разрезан на части этими изогнутыми огромными коридорами, полными воздуха. Правда, не всегда он свеж, летом «благоухание» становилось иногда невозможным, особливо на Екатерининской канаве возле Сенной площади, – там какой только дряни в воду не кидали… Но зимой можно было дышать полной грудью и радоваться.

Если пройти подальше к Садовой, то был деревянный мост, поставленный лет тридцать назад и прозванный Харламовым – повезло жившему рядом с ним статскому советнику, никаких усилий не приложил, а прославился. Но питерские жители зимой наловчились спрямлять пути, и по льду проложили заметные даже при лунном свете тропинки.

Ночь была морозная, снег поскрипывал под валенками, но вдруг Федьке показалось, что скрип какой-то странный, более торопливый, чем ее шаги. Она пошла чуть медленнее – и поняла, что ее догоняют. Тогда Федька остановилась – незримый преследователь сделал два шага и тоже встал.

Это плохо – ее хотели выследить. И нетрудно догадаться, кто – который-нибудь подлец из береговой стражи, вздумавший выслужиться перед начальством. Никто же не поверил, будто Федька не знает, где спрятался Румянцев!

Тут фигурантке пришлось выбирать – или идти домой и просидеть там часа полтора, пока подлецу не надоест ее караулить, или запутать след и пробраться к Шапошникову. И то, и другое было негоже. Шапошников предупреждал, что к нему следует прийти до полуночи. Может выйти так, что она, отсидевшись дома, прибежит, начнет колотить в дверь – а ее не пустят. Идти же к нему ранним утром – риск, нехорошо ссориться с человеком, у которого хочешь просить денег. А путать след – тоже, поди, уметь надо. Как это делается – в Театральной школе не обучали.

По опыту Федька знала – когда балетмейстер начинает вымучивать фигуру, если выстраивать ее без душевного порыва, то получается одна трата времени, скучно и пошло. А надо, чтобы осенило – и тогда даже береговой страже приятно выполнять задание.

И Федька придумала. Подошла к удобному для спуска месту, вздернула вверх юбки и, не оборачиваясь, съехала по утоптанной и скользкой дорожке на лед, даже не взмахнув руками. Потом она преспокойно пошла через Екатерининскую канаву чуть наискосок. Ее план был прост – выманить преследователя из-под стен и заборов, где он хоронился в черной тени, на белое пространство, а тогда уж развернуться и пойти к нему навстречу. Если это подлец из береговой стражи, а больше быть некому, то он получит по первое число и уберется с позором. Но, возможно, и ругаться не понадобится – увидит, что его раскусили, и сам удерет. Даже есть вероятность, что удастся по силуэту его опознать.

Спускаясь на лед, Бянкина забыла прислушиваться к скрипу. Уже на середине канавы остановилась и навострила ухо. Было тихо. Тут ее осенило – подлец затаился и ждет, пока она окажется на другом берегу. Он понимает, что на белом льду он слишком заметен. Стало быть, и впрямь кто-то свой – боится, что признают. А потом, когда Федька поднимется на берег, он единым махом перебежит канаву и вновь пойдет следом.

Она пошла медленно-медленно, соображая, как же быть. Подняться и пуститься бегом? Так преследователь бегает не хуже – у береговой стражи ноги быстрые. И скрип снега прекрасно ему покажет, куда мчаться, как ни ныряй в переулки. Да и переулков-то немного – именно в этой части города понастроено богатых усадеб с большими дворами и садами, каждый забор чуть ли не на полверсты тянется. Как быть, как быть?

Преследователь выжидал. Федька уже была не рада собственной хитрости – следовало взять на Карусельной извозчика и умчаться, а она пятака пожалела и сама себя обдурила. Но ангел-хранитель подсказал занятную мысль. Преследователь не хочет, чтобы его узнали, – вот и славно. Он выберется на лед, только убедившись, что Федька его там не увидит, – вот и прелестно. Значит, нужно идти по льду не поперек канавы, а вдоль нее, прямиком к Харламову мосту. Таким образом удастся увеличить расстояние между собой и подлецом настолько, чтобы он отказался от мысли догнать беглянку. А за поворотом канавы – быстренько вернуться на тот берег, с которого началось путешествие. Пусть подлец носится по противоположному, а Федька выбежит в Никольский переулок, там – на Садовую и возьмет наконец извозчика. Правда, в такое время их мало, ну да Господь милосерден – пошлет кого-нибудь случайного.

Она сошла с тропинки и двинулась вперед по нетоптаному снегу. Было это не очень удобно, приходилось, подхвативши юбки, высоко задирать ноги и топать всей ступней по льду – для танцовщицы это было невыносимо. Она прошла с полсотни шагов, и тут сзади закричали:

– Стой, Бянкина, стой!

– Кто там глотку дерет? – громко спросила, обернувшись, Федька.

– Это я, Бес!

Васька мало того что знал о своем прозвище, так еще им и гордился.

– Иди к чертям, Бес!

– Да постой же, дура! Я тебе дело скажу!