Береговая стража

Санька исправно поворачивался и оказался лицом к окну. Темное стекло было как зеркало – и он увидел у себя за спиной стоявшего в дверях кавалера, как будто незнакомого. Кавалер не примерещился – видно было также, что Никитин указал на Саньку рукой, а кавалер покивал, словно бы одобрил, и отступил в темный коридор.

– Едем, едем! – закричал Никитин. – Сударь, тебя ждут великие победы!

К крыльцу подали экипаж – тот, в котором ездили к покровителю. Санька с Никитиным выбежали на крыльцо – и попали в метель. Эта петербуржская зима была удачной – снежной и ветреной, но не гнилой, как обычно, не сырой и слякотной. Служитель Трифон распахнул дверцу экипажа, нарядные кавалеры впорхнули в него воистину как сильфы, кучер хлестнул коней, полет к победам, неведомо зачем нужным, начался.

– Ты, сударь, главное – ничего не бойся, – поучал Никитин. – Я все возьму на себя, ты только знай говори комплименты. Глядишь, кому и понравишься. Ты же знаешь – в наше время мужские стати и молодость в большой чести и великие чудеса творят.

Это был намек на государыню, которая после смерти воистину сердечного друга Ланского приблизила к себе молодых гвардейцев – сперва Ермолова, затем Дмитриева-Мамонова. Санька промолчал – сказалась театральная выучка. Говорить о таких вещах в театре опасались – всегда найдется добрая душа и донесет начальству. А ему только дай повод…

– Чуть не забыл! Тебе нужно иное прозвание. Как девичья фамилия матушки твоей? – вдруг спросил Никитин.

– Морозова.

– Ну вот, будешь Александр Морозов. Сам понимаешь, этак оно лучше…

Дом госпожи Фетисовой, куда привезли Саньку, был невелик, но отменно убран, уже в сенях встречало тепло и аромат курильниц, лакеи – одеты и причесаны прекрасно, на свечах не экономили. Никитин провел подопечного в гостиную, где собралось пестрое общество – от почтенных старцев, служивших, поди, еще при государыне Анне, до подростков лет четырнадцати-пятнадцати, образовавших в уголке свою компанию.

Санька впервые очутился в жилище, где всякая вещица была дорогой, красивой и словно бы вслух заявляла о себе: вы, господа гости, еще только приглядываетесь к новинкам в лавках, ждете, не подешевеет ли, а я – уже тут, вам на зависть, и за меня деньги плачены с легкостью и радостью!

Все в парадных комнатах было на модный лад, и даже паркет там недавно поменяли – вдоль стен пустили греческий узор-бегунок «меандр», выложили акантовые листы и пальметты. Вот только перламутровых инкрустаций мастер себе не позволил – в доме, где вовсю топят зимой печки, а к утру комнаты выстывают, перламутровые пластинки, чего доброго, будут выскакивать со своих мест.

Мебель также была на зависть всем модникам – на нее пошло искусно прокрашенное дерево, так что кресла, стулья с овальными спинками и угловые шкафчики в одной гостиной были блекло-лиловыми, в другой – зелеными, резные консоли же – голубоватыми. У стен стояли высокие позолоченные торшеры на дюжину свеч каждый, также украшенные акантовыми листьями. Но позолота была не пошлой, не кричащей – умные мастера добавили в состав серебро и получили изысканный зеленоватый оттенок.

Были тут и забавные банкетки – «помпейские», сделанные по французским рисункам, на ножках в виде гусиных шей с головами, и в пол они упирались четырьмя острыми клювами.

Каминная решетка стальная, работы, пожалуй, самого знаменитого мастера Гнидина, которому менее четырех сотен за такие вещи не платили, тоже была украшена листьями аканта – это растение основательно поселилось в фетисовском доме. К камину полагалась модная диковина – парные вазы из цветного стекла, работы мастера Кенига с заводов Светлейшего князя Потемкина. Это были прелестные синие вазы, отделанные бронзой.

– А, Роман Антонович! Сюда, сюда, мусью Никитин! Принес обещанное? Мы тебя, сударь, заждались! – так со всех сторон приветствовали Никитина, а он раскланивался, улыбался и блаженствовал – особливо когда молодые дамы, настойчиво его звавшие, протягивали голые по локоть руки для поцелуев. Видно было, что всем в этом обществе он умел услужить – привозил прямо из типографии свежие, еще пачкающие пальцы, журналы, привозил и ноты модных песенок от знакомого переписчика. Санька стоял у дверей и боялся сделать лишний шаг. Наконец Никитин потащил его к хозяйке дома.

– Рекомендую вам, сударыня, приятеля моего, господина Морозова, прибыл из Твери, – тут Никитин подтолкнул Саньку, потому что фигурант замедлил с поклоном.

– Типографщик, как и вы? – спросила благодушная хозяйка.

– Сочинитель, сударыня. Полагает, что лишь в столице возможно добиться успеха. А я, зная, что сочинителей вы привечаете…

– Почитаете нам свои стихи, господин Морозов?

Этот вопрос привел Саньку в смятение.

– Разумеется, он принес с собой кое-что занятное.

– А вы что принесли?

– Новое «Лекарство от скуки и забот» и тот самый номер «Собеседника», где напечатаны фонвизинские вопросы к сочинителю «Былей и небылиц»…

– Ч-ш-ш…