Береговая стража

– Занятный денек нам сегодня предстоит, – сказал Никитин, как всегда, бойкий и благодушный.

– Да уж, – проворчал Келлер. – После такой ночки занятный денек – именно то, что требуется, чтобы попасть в бешеный дом. Тебе хорошо, тебя от водки отчитали, а мне каково?

– Думаю, Жану сегодня не лучше, – утешил Никитин. – А ты, Румянцев? Жив? Сказывали, две бутылки крепкого венгерского невинности лишил.

– Жив, – буркнул Санька.

– Жану хорошо, он наловчился закусывать прежде чарки, – с явной завистью молвил Келлер. – Да и то – дозакусывался до того, что скрипицу свою позабыл… надо будет ему завезти…

– Сам заберет, – возразил Никитин – Скрипица нам пригодится. Покажи-ка, сударь, свое умение.

Это относилось к Саньке.

– На что тебе? Хочешь мне головной боли добавить? – спросил Келлер.

– Хочу понять, сможет ли он играть в гостиных. Кавалер со скрипкой всякой даме понравится. Значит, не груб, любезен.

– И то верно. Трифон! Эй, Трифон! Неси сюда скрипку из гостиной!

– Я без нот мало что умею, – попытался отговориться Санька. У него и с нотами случались всякие недоразумения.

Трифон, молодой толстощекий служитель, принес не скрипку, а большую супницу, полную жирной гречневой каши с мясом.

– А?.. – спросил Никитин, показывая на четвертый прибор.

– Делом заниматься изволят, – ответил Трифон.

– Ну, Господи, благослови ести-пити…

Санька не привык хорошо питаться – мать всячески выгадывала, чтобы из его жалованья и своего вдовьего пенсиона и за квартиру платить, и сыновей одевать-обувать, так что мясо на столе не каждый скоромный день бывало. А тут – роскошь! Он даже подумал – неплохо бы малость потолстеть, чтобы лицо округлилось, а то сухое, один нос торчит да губы.

Он надеялся, что за время завтрака Келлер с Никитиным забудут про скрипку, но нет – напомнили Трифону, он притащил футляр.

– Играй, сударь, – велел Келлер, – а мы насладимся.

Никитин тут же развалился на стуле, приняв вид человека, готового к наслаждению.

Санька взял скрипку и смычок. Задумался – что бы сыграть? И вспомнил одну из арий, что проходили вместе с Поморским. Гриша научил Саньку играть ее по слуху, без нот, потому что обоим она очень нравилась. Это был тот самый дуэт Прометея и Пандоры из старого балета, вполне пригодный, чтобы под него разучивать с учениками несложные па контрданса.

Он заиграл – и мелодия сходу далась, словно он ее перед тем два дня твердил и выправлял ошибки.

– Так, так… – повторял Келлер. – Изрядно. Сгодится!

Санька опустил смычок.

– Ты отменно смотришься со скрипкой, сударь, – сказал Никитин. – Я же говорил, будешь нравиться дамам. У кавалера должны быть таланты для употребления в гостиных. Эх, отчего меня в детстве музыке не учили? Может, я бы теперь семь любовниц имел, по одной на каждый день?

– И загнали бы они тебя, тощего, в гроб, – ответил на риторический вопрос Келлер. – У тебя жизненных соков от силы на двух, а ты – семеро! Собирайся, поедешь с Румянцевым к портному. Я ему, мошеннику, приказал ночь не спать, всех за шитье усадить, чтобы к обеду и фрак, и штаны были готовы. Потом – в Гостиный двор, к Кардашову. Он поможет шубу и шапку найти. Там же купите хорошие туфли с модными пряжками, как полагается, и во французской, а лучше в аглицкой лавке – трость. К вечеру наш кавалер должен быть снаряжен, как… как…

– Купидон? Антиной? Адонис? – Никитин принялся перебирать античных красавцев и нагнал их чуть ли не роту, пока Келлер не закричал:

– Да ну тебя, они ж все голые!

Санька впервые получил одежду, на него шитую, если не считать театральных нарядов. Он стоял посреди мастерской – столб столбом, боясь ответить на простейшие вопросы: не жмет, не морщит, не тянет? Наконец Никитин ответил за него, и портной обещал, что к вечеру наряд будет готов. До той поры Никитин повез Саньку в Гостиный двор, где можно было разгуливать часами.

– Трость все же надобно брать во французской лавке, – уверенно сказал Никитин. – Моды меняются с такой скоростью, что вот меня, скажем, оторопь берет.

Санька отродясь в модной лавке не бывал, да еще на Невском. Войдя, он даже растерялся – какое благоухание, какая пестрота и роскошь! Хозяйка весело беседовала с двумя дамами, другим двум помощница показывала картоны с нашитым кружевом, вторая помощница выставляла дорогой утренний сервиз-«дежене». Никитин окликнул ее, она показала, где выставлены трости, и Санька стал брать их в руки поочередно. Особой разницы между ними он не видел, но Никитин как-то разбирался, которая хороша, которая плоха, и звонко о том на всю лавку проповедовал, так что дамы стали на него поглядывать. В этом и состояла его цель – привлечь внимание, блеснуть знаниями и достойной богатого вертопраха разборчивостью.