Береговая стража

Санька до той поры жил лишь театральными заботами, радостями и интригами. Мир типографщиков был ему чужд совершенно. И ему очень хотелось обратно в театр, в уборную береговой стражи, и на лестницу, ведущую к сцене, где так приятно услышать Анютин шепоток: «Буду ждать тебя в карете…», и даже в какой-нибудь закоулок, где можно обо всем потолковать с Федькой, – желательно темный закоулок, чтобы не видеть рябого лица.

И он вдруг решил – хватит. Неведомо, что может, а чего не может подозрительный покровитель с черной левреткой.

Неведомо, какой прок от писанины в журналах. Обещаний – прорва, а что на самом деле – один бог знает; а сдается, что сплошная загадочная болтовня. А от непонятного нужно держаться подальше.

Мысль была простая – сбежать. При первом удобном случае – может, в Гостином дворе, может, прямо на Невском. Сперва можно укрыться у Гриши Поморского, узнать от него, что делается в театре. Потом через Гришу вызвать на свидание Федьку. Может, и убийца давно найден, а эти штукари морочат голову?

Волосочес опять изготовил из него модного красавчика. Потом перед зеркалом уселся Никитин – ему тоже хотелось блистать. Потом оказалось, что время обеденное. Наконец выбрались из дома и поехали на Фонтанку, к госпоже Лисицыной.

– Ты, брат, главное – молчи и мечи огненные взоры, – поучал Никитин. – И позы принимай, позы! Рукой вот этак делай!

Санька молчал и дулся. Он не желал слушать Никитина. Причина была не только в госпоже Лисицыной. После ночного приключения во дворце Санька его побаивался. Этакий крошечный, шумный, чем-то похожий на крикливого попугая, – и отважно кинулся в ночное побоище, что там натворил – неизвестно; может, сам же отправил бедного старого священника на тот свет; а может, и соврал, кто его разберет…

Оказалось, что госпожа Лисицына съехала со двора, понеслась по лавкам, взяв с собой чтицу, госпожу Суходольскую. А такие вылазки менее двух часов не длятся, и то – если даму не занесет в гости к мужниной родне.

– То бишь, она может оказаться или у Васильевых, или у Ухтомских? – уточнил у привратника Никитин.

– Да, ваша милость.

– Ну и дурак же я! – воскликнул Никитин. – Поехали прочь! Она точно у Ухтомских.

И, когда сани отъехали подальше, сказал Саньке:

– Вот видишь ли, так вышло, что те господа, которых мы во дворце поколотили, и есть братья Ухтомские. Я чай, валяются сейчас у маменьки своей с синяками и шишками. Может, кто и с поломанной рукой.

– Ухтомские?

– Помнишь, я спрашивал, не примечал ли ты их в театре?

– Помню.

– Ну так, сдается, они к смерти госпожи Степановой основательно причастны. А их маменька – супругу нашей госпожи Лисицыной родная сестрица. Ты запоминай родство-то, пригодится. Был основоположник рода – Петр Васильевич Лисицын, единственный сын Василия Лисицына, обер-офицера драгунского полка. У него было четверо… нет, для простоты – трое детей. Про четвертого потом расскажу. Старшая – дочь Марья, средний – сын Николай, младшая – дочь Екатерина. Марью отдали замуж за князя Степана Ухтомского, у нее сыновья Орест и Платон, оба конногвардейцы. Екатерину отдали за отставного кирасирского полковника Васильева. У нее дочь Марфа. Николай Лисицын был женат не помню на ком, детей не случилось, жена померла, он взял молодую – это и есть госпожа Лисицына. Со всем этим семейством тебе, брат сильф, придется познакомиться.

– Для чего?

– Для того, что так угодно твоему покровителю. Ты, видно, еще не понял, что он – особа влиятельная.

– Да кто он таков?!

– Сего пока сказать не могу.

И Санька еще более уверился, что ему морочат голову и водят за нос.

Нужно бежать и узнать хотя бы часть правды. Он уже боялся верить любому слову Никитина или Келлера. Слов-то было много – но вот искать Сеньку-красавчика, посредника между Глафирой и ее загадочным обожателем, эти господа, похоже, вовсе не собирались. А только плетут околесицу про незримых и всевластных покровителей.

Когда, прогулявшись по лавкам и купив для Саньки всяких модных безделушек, вроде пряжек и пуговиц, Никитин привез его домой, там их ждал Потап и доложил: в театре побывал, записку передал, в ответ услышал, что о господине Румянцеве беспокоятся, но нашелся-де и другой подозреваемый, а кто таков – того ему Маланья Тихонова не объяснила.

– Ф-фух! – ответил Санька. На душе полегчало. Теперь, выходит, можно и возвращаться – с риском схлопотать немалый штраф, ну да это пустяки, деньги на то и круглые, прикатятся, укатятся, опять прикатятся. Тем более – на носу премьера русской комической оперы про ямщиков, наверняка будут наградные.

– Ты пришивать пуговицы умеешь? – спросил Никитин. – Вот и займись. Вечером поедем с визитами.

Но что-то помешало, визиты не состоялись, Санька остался в гостеприимном доме. Он помышлял о немедленном бегстве, но сильфы, как видно, предусмотрели такую возможность: Никитин убежал, зато вернулся, исполнив какие-то поручения, отставной унтер-офицер Потап и засел в гостиной, да не просто так, а с книжкой о приключениях Бовы-королевича.