Береговая стража

– Вот водка, Дмитрий Иванович, миска, плошка…

– Подвинь сюда стол.

Незнакомый мужчина распоряжался по-хозяйски. Санька вспомнил того кавалера, который издали его разглядывал, – он, что ли?

Мимо двери быстро прошел Келлер со свечкой, оберегая ладонью огонек. Санька замер, но Келлеру было не до него.

Странные дела творились в этом доме.

– Не послать ли записочку Моське? – спросил Никитин.

– Рано, друг мой… да держи же его!.. Господину Моське мы доложим, когда все раскроем. И я хотел тебя просить – коли у нас такие новости, придержи, бога ради, Миробродовы творения, никому их не показывай.

– Обидится. От обиды он вредный делается…

– Знаю. Да только придется с ним как-то договориться.

– Ты уж сам, Световид, тебя он, может, и послушает.

– Не послушал же, когда я пытался предотвратить эту нелепую ссору с Княжниным. Жан, говорил я ему, этот господин был к тебе добр, а недостатки и нестроения есть в каждом семействе, и все женщины некстати языкасты. Нехорошо писать комедии про семейство своего благодетеля. Просто – нехорошо, как бы ты на него вдруг ни озлился. Так нет же – вместо того, чтобы спрятать свою «Бешеную семью» в сундук, снес ее в театральную дирекцию.

– Помяни мое слово – сцены этой опере не видать.

– И слава богу, Дальновид.

Санька вспомнил круглолицего юношу, которого все считали талантливым. Оказалось, этот неуклюжий гений был еще и несговорчивым.

– Но если он поймет, что издание «Каббалистической поч ты» откладывается…

– Ничего не случится, он свои переводы и письма не заберет – ведь больше они в столице никому не нужны. А если и заберет – то потом когда-нибудь, найдя других издателей.

– А не обратится ли он сгоряча, через Моськину голову?

– Будем молить Бога, чтобы он до этого не додумался. Тот господин может, выслушавши да Миробродовых творений начитавшись, посмеяться от души и слишком рано дать им ход.

– А знаешь, Световид, я бы предупредил Моську, – сказал Келлер.

– Тут ты прав. Я сейчас же напишу ему. А Потап рано утром отнесет записку. Мы доведем все это дело до сведения двора, но не сейчас и не так.

Санька слушал, затаив дыхание, и при последних словах Световида перекрестился. Кто же эти люди, чем занимаются, в каких боях получают раны, и отчего все это должно быть занимательно для самой государыни? Уж не заговорщики ли они?

О последних у фигуранта было самое туманное понятие – как и все танцовщики, он мало интересовался о событиях за пределами театра. Разве что новости светской и придворной жизни ему любопытны – не знать придворных сплетен в столице было признаком феноменальной глупости. Даже торговки ветошью могли сообщить, кто из придворных дам выходит замуж, кто из кавалеров к кому сватается, и во сколько обошлась государыне новая коллекция камей и медалей, купленная по ее приказу в Париже.

Однако даже береговая стража знала о несогласиях между государыней Екатериной Алексеевной и ее сыном Павлом Пет ровичем; знала, что «молодой двор» в Гатчине противостоит «старому двору» в столице, и из этого вырастает множество опасных интриг. Хотя государыня и не посылает знатных заговорщиков на эшафот, тех несчастных, что им служат, ждут многие неприятности, и их жизненный путь завершится, скорее всего, на сибирской каторге.

Немудрено, что Санька перепугался. Зная, что население подозрительного дома не спит, он решил отложить побег на сутки. И стал слушать дальше. Но больше двор и загадочный господин Моська не поминались, а Световид рассуждал о медицине, выказывая в ней некоторые познания.

В береговой страже не было принято обращаться к докторам – лечились сами, умели вправить вывихнутый сустав, растереть больное место, истребить горячку. Санька и сам кое-чему научился – и его перевязывали, когда «машина Славы», она же глуар, чересчур быстро спускаемая машинистами, ободрала ему плечо, и он перевязывал растяпу Бориску, налетевшего в темноте на угол, да такой острый, что кожа на виске оказалась рассечена, будто ножом. Поэтому Санька мог оценить знания Световида и его спокойствие – мало приятно, когда тебе промывают рану водкой.

Потом все стихло. Но из сего не следовало, что заговорщики спят. Санька опять забрался под одеяло, вытянулся во весь рост и подумал, что неплохо бы запасти впрок этого удовольствия – обычно все постели были ему коротковаты.

Наутро явился Никитин – осунувшийся, насколько это было возможно при его маленькой худенькой рожице.

– Вставай, сударь. Уж сегодня-то мы должны эту чертовку изловить.

Санька уныло полез из-под одеяла. Махать за дородной щеголихой Лизой ему совершенно не хотелось.

– Ну вот выше ты меня чуть ли не на аршин, – сказал Никитин, глядя на долговязую фигуру в исподнем. – И это единственное твое преимущество. И что же? Дуры бабы от тебя млеют, а от меня – нет!

– Хочешь, сведу с доброй девкой? – спросил Санька. – Ей бы замуж выйти за хорошего человека и дурь из головы бы выкинуть.

– А кто такова?