Бересклет

Пусть волхвы колдуют, и царятПусть цари, и тьма стоит в пещере, —Нынче все о Мери говорят,Только что и слышно, – Мери, Мери.И блестит снежок на волосах,И скрипит снежок под башмаками,В Ипсвиче двенадцать на часах,В Норвиче двенадцать, в Ноттингаме.Мери Кристмос – так назвал бы яСвой рассказ и подарил другому.Мери Кристмос – прачка и швея,Помогает Диккенсу по дому.А сегодня вымоталась вся —Целый день по городу кружила,И на стол поставила гуся,

И колечко в пудинг положила.Уж она давно легла в постель,А вокруг всю ночь стучались в двери.Кто-нибудь, окликни нас в метель,Кто-нибудь, скажи нам, – Мери, Мери!

«Ты открой два письма, не одевшись ещё…»

Ты открой два письма, не одевшись ещё, —Я хочу до теней и до пудрыГуб твоих незнакомых коснуться и щёк,Улыбнись, моё горькое утро.Ты ведь в среду в мои прилетаешь края,Не ко мне, ну и пусть, – только в среду,Чтоб не знать, как ты близко, из города яНа два дня бесконечных уеду.Слишком долго робел и сходил я с ума,И сойдя, на судьбу положился,

И читаешь ты строки второго письма,А на первое я не решился.

«Значит, и впрямь, никуда без поэзии…»

Значит, и впрямь, никуда без поэзии,Если на сцене, на самом краю,Старенький Зяма покойного ДезикаТак и читает, как душу свою.Долго читает, набухло под веками, —Зямина дорого стоит слеза.Так и стоит, и смахнуть её некому,И описать невозможно глаза.Ноет осколок, доставшийся смолодуДезику в руку, у Зямы в ноге.Это читает Давида СамойловаЗяма, Зиновий Ефимович Гердт.

Это, не чуя земли под ногами,Так оживает старик в старике,Это читает по памяти «Гамлета»Гамлет, и воздух сжимает в руке.

«В окно открытое, с гулянья…»

В окно открытое, с гулянья,Ворвался ветер впопыхах,Грозою бредил, тополями,Сырою свежестью пропах,Вилась, кружилась занавеска,Как плащ, металась за спиной,Но прозвучал в квартире резкоЗвонок отчаянный ночной,И ты почуял дуновеньеПривычной в общем-то беды,И понял, как ещё мгновенье

Тому назад был счастлив ты.

«Храни меня, прекрасная пора…»

Храни меня, прекрасная пора,Осенние колхозы институтские,В райцентре дискотеки до утра,Грузовики, дороги наши русские.Как выяснилось позже, за морковьМы бились на развалинах империи,Но выходили в поле, и любовьЕщё была таинственной материей.И потому, храни меня туман,Пусть позже прояснится слишком многое,Ты утром тем на счастье был мне дан,Туман над пашней чёрной, над дорогою.

«Останься на Сущевской станции…»