Бересклет

Слышен шепчущий шум океанаСквозь закрытые створки окна,Но с волною душа неслиянна,Поднимающей щебень со дна.Вечность камня и неба ночногоОдинаково сердцу страшны –Только в трепетной вечности словаМы прошедшее видеть вольны.

Что его очищающей властьюОсвятилось, то сердцу родней —Потому-то предчувствие счастьяНастоящего счастья сильней.

Слова послушны поэту. Высокая лирика, пейзаж, подражание псалму… Блестящие образцы стилизапции – чего стоит только восхитительное подражание городскому романсу «Зеленые глаза»или смешнейшие «детские стихи»об отъезде кота на историческую родину (в Египет):

Валерьянки quantum выпит,Кот развеселен и пьян.

«Чемодан, вокзал, Египет!» —Восклицал он, дик и рьян.Позвонив в Аэрофлот,Взял билет на самолет.

Или «Гимн коту» – это уж подражание чему-то ассиро-вавилонскому или шумерскому:

И когда в гневе он, фыркает, как паровой утюг,Когда благосклонен, мурлыкает он!Поднесем же ему сметаны от сметан наших,

Почтительно расчешем власы хвоста его —И тьфу-тьфу-тьфу на него, тьфу-тьфу-тьфу на него

Отдельно следует сказать о переводах А. Калининой. Поэтический перевод – жанр парадоксальный: ведь поэзия не существует сама по себе, отдельно от языка, на котором создается, стихи на другой язык непереводимы. Непереводимы! – и когда все-таки оказываются переведены, то это всегда чудо. И то, что эти чудеса почему-то повторяются, и мы можем немало их перечислить – еще большее чудо.

Поэтический дар и дар поэта-переводчика – разные дарования. Переводческое дарование – особое, оно протеическое, сродни актерскому – а актер, играющий, например, Наполеона, не обязан сам быть великим полководцем

. С другой стороны, я могла бы назвать нескольких крупных поэтов, которые, переводя, остаются собой, а не перевоплощаются в переводимого (Пастернак в первую очередь). Калинина – перевоплощается. Ее Кавафис – поэт из самых «непереводимых», но переводимый снова и снова, чья поэзия уникально сочетает скепсис и трагическую иронию ХХ века с античной ясностью и высокой простотой, – в переводе Калининой прост, ясен и трагичен.

И каждый из переведенных ею поэтов говорит только ему присущим голосом. Если же говорить о том общем, что присуще им всем, а также и собственным стихам А. Калининой – то это отсутствие вычурности, истерики, нагнетания эмоций – того, чем грешило так много поэтов минувшего столетия.

Калининским стихам присуща простота – глубокая и сложная простота, приходящая как итог долгих размышлений и глубоких чувств. При чтении этих стихов вспоминаются удивительные слова великой Книги: