Бери и помни

Обнаружив, что Евдокия исчезла, Римка вздохнула с облегчением и, задрав халат, с остервенением почесала бедро, отчего на нем остались пунцовые полосы.

– Комарик? – вульгарный материнский жест не ускользнул от внимательных глаз Анжелики.

– Чо?

– Комарик? – с пониманием уточнила наблюдательная Лика.

– Го-о-о-споди! – взмолилась мать и заорала: – Да встанете вы или нет? Сколько я ждать буду? Кому сказала? Русского языка, что ли, не понимаете?

Девочки насупились и, словно по команде, сели на раскладушках, спустив голые ножки на пол. Элона с интересом рассматривала пальцы на своих ногах и с удовольствием ими шевелила.

– Можешь так? – позвала она сестру.

– Как?

– Вот так, – ответила девочка и протянула сестре ногу, чтобы та тоже смогла рассмотреть, как здорово шевелятся ее, Элонины, пальчики.

– Могу, – заверила сестру Анжелика и повторила несложное движение.

Встречного «А вот так?» не прозвучало, потому что утомленная дочерями-копушами Римка вконец взбеленилась и запустила в них полотенцем. Девочки с визгом вскочили и с опаской посмотрели на мать.

– Умываться. Подмываться, – командовала Селеверова, разводя в огромном эмалированном тазу теплую воду.

Элона и Анжелика послушно присели в таз и заплескались больше для виду, чем для дела. Мать обернула каждую махровым полотенцем, вытащила и поставила с ногами на два отдельных стула. Вручив сестрам чистые трусы, майку и колготки, она потащила таз с водой к общей уборной. Навстречу попался сам Селеверов с влажным махровым полотенцем на шее.

– Давай вылью. – Олег Иванович остановил жену и взялся обеими руками за таз.

– Не надо, – прошипела разобиженная с вечера Римка и дернула таз на себя с такой силой, что вода выплеснулась на пол.

Селеверов не отпустил рук и, мешая движению жены вперед, закружил ту по коридору:

– Ну что ты бесишься?

– Я-а-а? – картинно изумилась Римка.

– Ты… – пока еще довольно тихо, почти шепотом подтвердил Олег Иванович.

– П-п-пошел ты, – с вызовом заявила она и снова потянула таз на себя. – К своей мамочке, блин. «Не люби, так уважай», – презрительно повторила она вчерашние слова мужа. – Дуй ей в задницу, еще скажи!

– Надо будет – скажу, а скажу – будешь, – внешне спокойно произнес Селеверов и побелел от злости.

– Где сядешь – там и слезешь! – заявила ему Римка и попробовала пройти вперед. Но не тут-то было: Олег Иванович мертвой хваткой держался за эмалированную посудину. – Пусти, пройду…

– Проходи, – неожиданно согласился Селеверов и сделал вид, что уступает жене дорогу.

Не успела утратившая на секунду бдительность Римка сделать и шага, как Олег Иванович вырвал из ее рук таз и с легкостью перевернул его над головой супруги. Вода окатила Селеверову с головы до ног, превратив из наглой особы в мокрую, непрезентабельного вида курицу. В коридоре одна за другой начали открываться двери: барачное сообщество увидело Римкин позор и возликовало: «Так и надо! Вот именно так, а не иначе!»

– Остынь немного, – порекомендовал жене Олег Иванович и, насвистывая, медленно пошел по коридору.

Впервые за семь лет их брака соседи стали свидетелями супружеской ссоры, обозначившей точную расстановку сил в семье Селеверовых. Олег Иванович – главный, решило барачное сообщество и обрадовалось. Наконец-то изрядно всем поднадоевшая скандальная Римка оказалась обуздана, да еще и у всех на глазах. Вот это урок так урок! Нечего нос задирать: как шавкой была, так шавкой и осталась. А то загордилась: няньку завела, не работает. Забыла, откуда родом? С чьих рук кормилась? А не на-а-адо! Не надо забывать, откуда ноги растут. Рожденный ползать летать не должен.

– Не озябла, Рим? – ехидно поинтересовалась соседка, высунувшись из-за ближайшей двери. – А то заходи, согреем. Чай, не чужая. Барачная! Своя…

Услышав это ненавистное «своя», Римка закипела:

– Какая я тебе своя?

– А как же? – похоже, искренне удивилась соседка. – Чай, ты тут родилась. Пипкой тебя еще помню. А уже вредная была. Мало с тобой мать мучилась!

– Че-е-его? Кто со мной мучился?! – пошла в наступление Селеверова.

– Она вон, – ответила соседка и, ткнув пальцем в конец коридора, проворно захлопнула дверь комнаты.

– Кто-о-о? – не поняла Римка и встала на цыпочки.

Вскоре стало ясно – кто. По коридору брела Валентина Некрасова, одной рукой придерживая распахивавшийся халат, другой – опираясь о стену. Двигалась она медленно. «Опять в жопу пьяная», – подумала про себя Селеверова и брезгливо поморщилась, хотя и заметила, что в матери появилось что-то необычное, нехарактерное для нее прежней.

– Да пошла она! – в сердцах пробурчала промокшая до нитки Римка и совсем было собралась вернуться в комнату, как что-то ее остановило: мать была трезвая!

Селеверова опешила, а потому застыла на одном месте, пока не поняла, что мать ее тоже видит и даже пытается махнуть рукой. Из любопытства Римка решила остаться.