Берия

Гнедин посетовал на плохую организацию контрпропаганды за границей. Оказывается, даже пропаганда советских достижений была поставлена плохо. Настолько плохо, что иностранные корреспонденты вынуждены были обращаться в отдел печати за сведениями обыкновенной, незасекреченной экономической статистики.

– Так вы этим и занимались! – бросил злобно Берия. Он уже располагал нужными показаниями о «шпионской деятельности» Гнедина.

Следующая тема оказалась еще острее: Гнедин заговорил о никчемности цензуры над сообщениями иностранных корреспондентов. Лицо Молотова надменно застыло, Маленков взглянул на смертника изумленно и усмехнулся, а Берия, вельможно откинувшись на спинку кресла, воскликнул.

– Вы говорите вещи, которых не решится сказать даже член Политбюро!

Этот вечер тянулся долго, очень долго Из кабинета наркома Гнедин поспешил на пресс-конференцию, ответил на все вопросы иностранных корреспондентов, завизировал тексты их телеграмм и составил справку для комиссии ЦК. Вскоре его вызвали вторично. Литвинова он уже в кабинете не застал, остальные были на месте. Берия глядел на Гнедина сквозь стекла пенсне в упор, с откровенной неприязнью и злорадством. Молотов отчитал Гнедина резко, грубо. Казалось, с ним все кончено. Но Гнедин оставался на своем месте еще неделю, до 10 мая. В этот день Деканозов, новый заместитель наркома иностранных дел, вызвал его на 7 часов вечера. Тот вечер стал для многих последним на воле. Действуя по плану, согласованному с Молотовым и Берия, Деканозов устроил в здании НКИД нечто вроде пересыльного пункта, откуда сотрудников препровождали на Лубянку, во внутреннюю тюрьму. Не понадобились ни поезда, ни автомобили – оба здания, НКИД и НКВД, стояли vis-a-vis.

Деканозов сидел в кабинете зам. наркома Стомонякова. Борис Спиридонович накануне, в момент ареста наложил на себя руки и скончался в тюремной больнице.

Арестованных сотрудников Наркоминдела Берия препору чал своему давнему подручному, испытанному костолому Богдану Кобулову.

На первом же ночном допросе Кобулов назвал Гнедина крупным шпионом В камеру его отвели под утро, но заснуть так и не дали, вызывали вновь и вновь и в сопровождении трех конвоиров повели куда-то. Одного из конвоиров он принял за ответственного работника Верховного Суда, который наблюдал обычно за порядком на так называемых открытых процессах Относительно должности Гнедин ошибся, это был Миронов, начальник внутренней тюрьмы НКВД.

Подследственного провели в кабинет Берия.

Длинный стол заседаний, на нем – ваза с апельсинами. У дальней стены огромной комнаты – письменный стол. Когда Гнедина ввели, Берия беседовал о чем то с Кобуловым. Разговаривали по грузински, но вот Берия прервал беседу, и Кобулов официально доложил «Товарищ народный комиссар, подследственный Гнедин на первом допросе вел себя дерзко, но он признал свои связи с врагами народа». Гнедин, не ожидая приглашения, заявил, что виновным себя не признает, а что касается «связей», то он лишь перечислил фамилии арестованных друзей.

Последовал сильный удар в скулу. Кобулов сидел рядом, ему было сподручно бить. Гнедин качнулся влево – удар помощника Кобулова привел его в первоначальное положение. Били долго, со знанием дела. Со вкусом. "Берия сидел напротив и со спокойным любопытством наблюдал " – вспомнит потом Гнедин

После первой порции начался допрос. Оглушенный разбитый Гнедин все же не утратил стойкости духа. Он отказался признать себя государственным изменником. По всему было видно, что здесь таких клиентов не любят. Берия поднялся и приказал Гнедину лечь на ковер. Тот лег на спину.

– Не так!– бросил нетерпеливо хозяин.

Гнедин лег ногами к письменному столу.

– Не так!

Гнедин лег к столу головой. И вновь не угадал. В кабинете появилось еще несколько специалистов Берия приказал им заняться непонятливым шпионом.

Гнедина раздели, перевернули и принялись бить резиновыми дубинками.

– Следов не оставлять!– приказал народный комиссар.

Гнедин давно подозревал, что линия ЦК на исправление допущенных Ежовым ошибок, разговоры о соблюдении законности и пересмотре дел – все это очередная кампания, рассчитанная на простаков. Сталин не удосужился даже отменить пытки и побои. Ежова сняли, а новый нарком, чем он лучше. Больнее всего отдавались удары по пяткам. Гнедин кричал, но к этому здесь видимо привыкли. Били до тех пор, пока сами не утомились.

Как предполагает Гнедин, Берия в те дни преследовал главную цель – получить материалы против Литвинова. Берия и Кобулов называли его «бывшего начальника» обер-шпионом и со злорадством предрекали, что в «том» кабинете Гнедину уже не бывать никогда.

Избитого раздетого донага дипломата бросили в холодный карцер. Через некоторое время экзекуция в кабинете Бе рия повторилась. На этот раз стойкость Гнедина была вознаграждена.

– Волевой человек, вот такого бы перевербовать – сказал с наигранной интонацией Берия.

Стандартный провокационный прием, придуманный далекими предшественниками Лаврентия Павловича.