Берлинская флейта

Неоднократно пытался бежать, но либо сам приползал, возвращался, либо возвращаем был.

Что ж, ты свободен, сказал он мне ровно год назад, на рассвете, в Афанасово, после очередной моей истерики.

Может, это все же еще не конец?

Может, можно еще что-то исправить?

Или уже все равно?

Люди, машины, дома.

Лес, тишина, безлюдье.

Стены, окно, потолок.

Пчелы меня всегда завораживали, говорит Стравинский.

Энтомологическое звучание хроматизмов, набирающие высоту пассажи флейты-пикколо, торжественность вагнеровских увеличенных трезвучий, трепещущие уменьшенные септаккорды.

В мае отец вывозил пчел, мать и меня в степь.

Появлялся, забирал мед, исчезал.

Торопился.

Мед — деньги — вино — друзья — женщины.

Мать умирает в степи от сердечного приступа.

Все уходит в высокий регистр, но тут же резко обрывается, и наступает гробовая тишина.

Люди, машины, дома.

Лес, тишина, безлюдье.

Стены, окно, потолок.

Алкоголь.

Ничего.

Как-нибудь.

Как-нибудь, что-нибудь.

Шум слева, шум справа.

Слева шумела река, справа шумело море, прямо восходило солнце, за спиной звенела степь.

Восходящее движение.

Нисходящее движение.

Верхний голос.

Нижний голос.

Ничего.

Как-нибудь.

Как-нибудь, что-нибудь.

Я вам не мальчик.

Я вам не мальчик и в советах ваших не нуждаюсь.

Как-нибудь и один справлюсь.

Как-нибудь и один, без тебя, справлюсь.

Впрочем, прошу принять уверения в моей искренней благодарности.

Луна.

Луна смотрит в окно.

Блюзовые вкрапления.

Тема поручена флейте.

Длительные пешеходные прогулки по городу и за городом.

Легкие сигареты, легкие вина.

Жизнь постепенно возвращается.

Родился я в красивой местности.

В первом классе у меня была похвальная грамота.

Дай чуть вперед. Дай чуть назад. Дай чуть вперед, и поехали назад. Дай чуть назад, и поехали вперед. Знак повышения, знак понижения, знак отмены.

Оса влетает в открытое окно и садится на занавеску, едва колеблемую тихим дыханием теплого осеннего вечера.

Что-то зимнее в этом сухом блеске подоконника, осы, занавески.

Слышен колокольный звон.

«А-сени-то-нет-а-сени-то-нет», — поет за окном какая-то птица.

А Сени-то нет.

Сеня — детское прозвище моего учителя.

Да, птица, здесь его нет.

Он сейчас в Афанасово.

Обычно в октябре он — там.

Там дачи, аллеи, пруд, лес, поле, дальний грохот сортировочной станции.

Почти вся его музыка написана там.

Почти вся моя музыка написана там.

Оса снимается с занавески, летит к столу, зависает над пепельницей, и пепел взлетает.

Луна.

Свет ее падает на картину, где луна освещает повешенного на дереве, а под деревом, опустив голову, стоит осел.

Сдвиг на полтона вверх — звук пустой и холодный.

Сдвиг на полтона вниз — звук пустой и холодный.

Стынет водка в рюмке одиноко.

Жаль, что тебя нет здесь.

Будь здоров, мой друг и учитель.

Здесь по-прежнему тепло и можно гулять в костюме, а дома уже холодно, и позднюю капусту за Шпалорезкой уже, наверное, срезали, да, срезали, подтверждает жена, воры срезали — и у нас, и у одинокой соседки слева, и у одинокой соседки справа, и они плакали, а она не плакала, а как у тебя? У меня? Ну, работаю, стараюсь. А вино? Вино? Ну, иногда. Веди себя хорошо. Хорошо. Мы скучаем по тебе. Я тоже. Обнимаю. Обнимаю.

Вечерние толпы гулящих, блеск металла, стекла, мрамора, музыка уличных музыкантов, ночной шум листвы и фонтанов, блеск проституток вдоль сверкающих витрин, одна из них кивнула мне, я пожелал ей удачи и побрел дальше, куда-то зашел, еще куда-то зашел, очнулся за столиком в пустом ресторане, официантка вопросительно взглянула, я допил остатки и побрел домой.

Сдвиг на полтона вверх — звук пустой и холодный.

Сдвиг на полтона вниз — звук пустой и холодный.

И море замерзло, и небо замерзло, а в степи от страшного суховея сгорают цветы и пчелы.

На терцию выше — пепел, зола.

На терцию ниже — пепел, зола.

Вдруг что-то блеснуло!

Вдруг что-то блеснуло!

Да, блеснуло!

Блеснуло.

Блеснуло…

Как лопата при эксгумации.

Лекция. Что можно сказать начинающим? Ничего. Лучше не начинайте. Предложение превышает спрос. Где-то мелькнуло, что композиторов уже пора вешать. Не пополняйте армию сумасшедших. Не умножайте тоску невостребованности. Загнетесь в поисках нового, чтобы выразить старое.

Солнце светит в окно, птицы поют, строители напевают, насвистывают что-то свое, восточное, в немецких строительных лесах, дети идут в школу, клерки склонились над бумагами, азиаты цыганским табором расположились на зеленом газоне, рыжий полицейский с овчаркой смотрит в их сторону, плывет баржа, покачиваются на воде утки, лес, тишина, безлюдье, стены, окно, потолок.

Зачатие случилось где-то здесь, в этих землях, в условиях подневольных работ и последних конвульсий гигантской международной бойни.

Суп пакетный, картошка, селедка, чай.

Георгий после выставки не стал возвращаться домой, в Грузию, — не до художников там сейчас.

Моника на работе.

Вот и здесь уже появились желтые листья.

А дома их уже много.