Бермудский Треугольник (СИ)

— С типичными, товарищ полковник, ещё хуже. Работают из рук вон плохо, а зарабатывают больше учёных с инженерами. Да и с каждым разом пролетариев всё меньше становится. На пороге сплошная автоматизация. Без высшего образования никуда, разве только снова по деревьям разбежаться. А получил высшее образование, — изволь покинуть ряды передового класса и записаться в гнилую интеллигенцию. Но, как ни раз говорил товарищ Ленин, интеллигенция — это, я извиняюсь, говно нации! И как нам с подобным дерьмом светлое будущее строить? Главное — как это противоречие разрешить?

— Хм… — в замешательстве произнёс преподаватель. — Всё, что вы сказали, конечно, бред, но некоторые нюансы всё же имеют место быть.

— А вот ещё, Сайруддин Сайфутдинович, — не давая опомниться полковнику, затараторил слушатель, — человек, который сидел в тюрьме, работал на «Шарикоподшипнике», знает три языка, по выходным играет в самодеятельном театре, а в будни работает сторожем на стройке. Он пролетарий или интеллигент?

— Он деклассированный элемент, товарищ майор!

— Никак нет, товарищ полковник! Согласно определению, пролетариат, это…

— Давайте всё же отталкиваться от классического определения, а не от ваших домыслов! — недовольно прервал дотошного слушателя полковник.

— Извольте! Вот, смотрим, страница… страница… — Герман судорожно листал словарь латинских терминов и выражений, услужливо подсунутый ему Вениамином, — А! Вот, нашёл! Читаем, пролетарий, с латинского — «пролетариус»… та-а-ак… «производящий потомство», не то!.. Дальше… отпрыск, дитя, опять не то!.. А, вот: мужской половой орган… яички… — съезжая на шёпот, закончил цитирование обескураженный Поскотин.

— Вы издеваетесь?!!

— Да нет же, смотрите сами!

Слушатели уже давились от смеха. Веничка дёргался в конвульсиях, перемежая судорожные гримасы детскими всхлипываниями. Наконец, не выдержал полковник Бекмамбетов. Он широко улыбнулся, откашлялся в кулак и, стараясь быть серьёзным, промолвил: «Если бы нечто подобное, товарищ майор, вы произнесли в Пекине или, на худой случай, в Урумчи, вас бы давно повесили за „пролетариус“ на Великой Китайской стене». Полковник Бекмамбетов в прошлой жизни был нелегалом и служил управляющим скотобазой в Кульдже Синьцзян-Уйгурского автономного района, в котором недавние братья по вере развёртывали свои первые баллистические ракеты «Дун-1» и «Дун-2». Дождавшись, когда новая волна веселья, вызванная его ремаркой, успокоится, полковник предложил Поскотину оформить свои мысли отдельным рефератом и защитить его в установленном порядке.

Самоподготовка

После обеда началась самоподготовка. В ожидании секретчиков в классной комнате дремали полтора десятка разморённых обедом офицеров. Старшина группы Олег Калошин в третий раз зычным голосом запрашивал желающих сходить в Большой театр на «Пиковую даму». Слушатели стыдливо прятали глаза, не желая обременять себя встречей с прекрасным. Калошин с надеждой посмотрел на Поскотина. Перехватив его умоляющий взгляд, Герман возмутился:

— Почему опять я?

— Ладно, не хочешь — не надо! Но ты подумай!.. — не теряя надежду, посоветовал старшина.

Капитан Калошин был образцовым советским офицером. Высокого роста, крепко сложенный атлет с открытым и приветливым русским лицом, он всем своим видом излучал уверенность, спокойствие и доброжелательность. Олег был капитаном курса по волейболу, полузащитником в футболе, а на борцовском ковре ему не было равных. Однако всякое соприкосновение с искусством вызывало в нём чувство растерянности. Он не понимал, зачем в балете сучат ногами и прыгают на манер африканских страусов, почему в опере надо смотреть на заплывших жиром тёток, вопящих громче его соседки-алкоголички. В не меньшее уныние его приводила живопись и симфоническая музыка. А однажды, листая журнал «Огонёк», он узрел в одной из женщин на репродукции Рубенса «Три грации» несомненное сходство со свой женой, которую тут же пригласил на опознание, после чего неделю спал на раскладушке в коридоре.

— Ну, Герочка, ты подумал?.. Может, всё-таки пойдёшь?! — сделал ещё одну попытку Калошин.

— Олег, сколько можно! На передвижников ходил, на концерт органной музыки ходил, даже на вечер поэзии, будь он неладен! Отдай билеты Намёткину, пусть супругу в свет выведет! Он её который день взаперти держит.

К разговору немедленно подключился обиженный староста группы капитан Намёткин. Сначала он минуту испытующе смотрел на Германа. Взгляд у старосты был тяжёлым. Его глаза были обрамлены мрачными тенями, какие раньше наводили артисты, исполняющие роли мерзавцев в дозвуковом кинематографе. Продолжая гипнотизировать, староста начал изливать на однокурсника потоки укоризны.