Бернард Шоу

Но этим, считал Шоу, еще не снимались все трудности. На троне была королева Виктория, и сильно рисковала скомпрометировать себя старая дева, живущая в одной квартире с холостяком. Возьмись далее сиделки доказывать, что он полный инвалид, — и это бы не помогло. Хоть у него самого и было рыльце в пушку, он никогда не советовал женщинам заводить незаконных связей. Не мог он поэтому потерпеть, чтобы по его милости его ближайшая подруга уронила себя в глазах общества. Для человека с таким образом мыслей все свелось к дилемме: либо жениться и жить возле Хэзлмира, либо без Шарлотты угасать на Фицрой-Скуэр. Он вынес решение в пользу брака «по причине совсем уж для меня неожиданной, а именно: оказывается, я прежде думаю о другом человеке, а потом уже — о самом себе». Ясное дело: они «стали необходимы друг другу». Он пояснил это следующим образом: «Вступая в брак, я не гнался заиметь постоянную любовницу — я был достаточно искушен, чтобы не сделать этой ужасной ошибки. Убереглась от того же заблуждения и моя жена. Наши половые проблемы мы вполне могли решить не столь дорогой ценой. Мы стали мужем и женой совсем по другим соображениям… Запомните, что бывают разные браки. Не смешивайте в одно молодоженов, которые скоро станут родителями, и бездетный союз людей пожилых, для которых поздно и опасно заводить детей».

Относительно брачной церемонии колебаний не предвиделось. «Если бы мне довелось жениться, — писал Шоу за несколько недель до приезда мисс Пейн-Таунзенд, — я бы сбежал куда-нибудь в глушь, где брачный обряд застыл на месте веков пять назад». Главное возражение против церковного обряда он высказал в 1896 году: «Следовать доброму старому обычаю и в церкви своего прихода поручиться в любви к своей жене — это можно. А почему нельзя те же слова доверить официальным документам, если жене невмоготу, когда высмеивают глубокое чувство, громогласно зачитывая наивные несуразности Святого Петра? Ведь не католик и не христианин судит здесь о Женщине, а неотесанный сирийский рыбак»

[103].

Поэтому мисс Пейн-Таунзенд купила кольцо и разрешение на брак, и 1 июня 1898 года они оформили брак в регистратуре Вест-Стрэнда, по дороге в Хэзлмир. Шоу был в старой куртке, растянутой костылями, на которых он ковылял. Присутствовали его друзья Грэам Уоллес и Генри Солт, одетые безукоризненно.

«Чиновник никак не ожидал, что я окажусь женихом, — рассказывал Шоу. — Он принял меня за обязательного нищего, без которого не обошлась еще ни одна свадебная процессия. Рослый Уоллес совершенно сходил за героя события, и чиновник едва не женил его на моей невесте. Но Уоллес счел предъявленные условия несколько тяжеловатыми, в последний момент растерялся и уступил мне победу».

Они отправились в Питфорд (Хэзлмир), где Шарлотта начала нелегкую работу по восстановлению его здоровья. Ей толково помогали сиделки, все до одной влюбившиеся в Шоу, а сам больной искусно совал им палки в колеса и своей непоседливостью вынуждал Шарлотту всегда быть начеку. «У моей жены восхитительный медовый месяц, — писал Шоу 19 июня. — Сначала она возилась с моей ногой и уже почти выходила меня, но позавчера я загремел с лестницы и сломал руку у запястья».

Происшествие вывело его из строя и на время задержало работу над книгой о Вагнере, которую он обязал себя написать в медовый месяц. Но уже через три недели он опять засаживается за работу и 20 августа кончает книгу, присовокупляя следующее письменное наставление своему издателю Гранту Ричардсу: «Оформите ее под карманный молитвенник, не нужно трактата». Он очень хотел показать товар лицом и сделал пометки на полях, где какой шрифт, какая бумага. Пусть будет золотой обрез, застежки, кожаный переплет и матерчатая закладка с вытканным на ней заглавием. Он даже побаловал себя мыслью об edition de luxe [104]

в перламутровом переплете с юфтяными крышками — ценою в две гинеи.

Состояние ноги казалось обнадеживающим, и врач предложил больному развеяться, съездить к морю. 10 сентября супруги отправились на остров Уайт. Здесь Шоу стал не спеша примеряться к своей новой работе — «Цезарю и Клеопатре».

Недели через две они вернулись в Хэзлмир, и Шоу отпраздновал улучшение своего здоровья — поехал на велосипеде, работая одной педалью. Он упал и растянул сухожилие ноги — это побольнее, чем «десять операций или перелом обеих рук». Час от часу не легче!

Врачи умывали руки и во всем винили диету. «Я переживаю высокие минуты, — писал Шоу. — Мне подарят жизнь, если я стану есть бифштексы. Рыдающее семейство подступает ко мне с боврилом и экстрактом Бранда [105]. Но лучше смерть, чем каннибализм. В завещании у меня оговорено, чтобы за гробом тянулись не похоронные дроги, а стада быков, овец, свиней, толпы домашней птицы и передвижной бассейн с живой рыбой, и чтобы всем тварям были подвязаны белые банты в память о человеке, который даже при смерти отказывался есть своих собратьев. Это будет самое великолепное зрелище на свете после процессии, вошедшей в Ноев ковчег».