Берроуз, который взорвался. Бит-поколение, постмодернизм, киберпанк и другие осколки

Критик Арнольд Круп со ссылкой на Ихаба Хассана писал: «Роман „На дороге“ представляет собой жизнеописание святого. Если говорить о битническом романе вообще, то ‹…› их евангелие ‹…› это благая весть чуда и любви ‹…› и „На дороге“ задумано именно как евангелие. Подобно духовным откровениям, оно предлагает читателям принять его независимо от художественной ценности. ‹…› Поиск отца Дина, постоянная тема книги, похожа на метафору поисков Бога»{174}. Однако Дин ищет отца и буквально, и метафорически: «Дин был сыном алкаша, одного из самых запойных бродяг на Латимер-стрит, и на самом деле воспитывался этой улицей и ее окрестностями. Когда ему было шесть лет, он умолял в суде, чтобы его папу отпустили. Он клянчил деньги в переулках вокруг Латимер и таскал их отцу, который ждал его, сидя со старым приятелем среди битых бутылок»{175}

. Следуя приему инверсии и профанации, этому Великому Отказу внутри литературной техники, Керуак делает нового мессию не просто сыном последнего алкаша, но и самого по себе не святошей. Дин врет и ворует, не думает о других и понятия не имеет о каких-либо приличиях. Он – идеальный символ хипстерской веры, рожденной в мире, где древняя власть Отца – разума, авторитета, традиции, цивилизации, нормы, закона, приличия и так далее – подверглась самому решительному и при этом шокирующему отрицанию.

«Быть битником, – пишет Ихаб Хассан, – значит заново пережить смерть Бога или познать его, попытка возродить это знаменитое состояние невинности, которое видело тигра и ягненка вместе, в полном согласии»{176}. Бог, который должен умереть, – это Молох, бог пошлого среднего человека; тогда как бог, который придет, – это бог свободного человека на освобожденной земле. Поиск свободного бога, бога свободы – это дорога

, базовая метафора жизни с библейских времен. Смерть отца, то есть забвение трансцендентного[17], крушение ценности, власти, есть прежде всего опрокидывание вертикали

 – фундаментальная перемена в самом восприятии мира, которое отныне становится горизонтальным, тогда как сам этот мир превращается в дорогу.

Новый религиозный опыт полностью переносится в имманентную плоскость, ничего трансцендентного больше нет. Теперь истина – это твое личное дело, и отец твой, в общем-то, кто угодно. Абсолютная плюрализация, или же, говоря по-уитменовски, демократизация опыта, в том числе и религиозного, схватывается Керуаком в мистически-многозначительном символе «ЭТО». В какой-то момент в речах Дина ЭТО вымещает отсылки к какому-то позабытому, умершему отцу: «Вот, чувак, у того альтиста вчера ночью – у него ЭТО было; он раз нашел его, так уж и не упускал; я никогда еще не видел парня, который мог бы держаться так долго. – Мне хотелось узнать, что такое „ЭТО“. / – А-а, ну, – рассмеялся Дин, – ты спрашиваешь о не-у-ло-вимом – эхем!»{177} ЭТО неуловимо, поэтому даже «эхем» легко может занять его место. Эхем – или, скажем, у-ух: «Я буду чужим и странным, оборванным, как Пророк, который прошел через всю землю, чтобы донести до них темное Слово, и единственное Слово, которое у меня для них было, – это „У-ух!“»{178}

Звучит как хлопок одной ладонью. Отказ от слов – ведущий принцип дзен-буддизма, столь притягательного для Керуака и для его героев, – принцип, в котором также фиксируется предельная профанация или «горизонтализация» религиозного опыта.

Невероятная привлекательность Дина для всех остальных персонажей объясняется тем, что он обладает секретом внутреннего религиозного опыта, который только и возможен в мире рухнувшей трансцендентности. В старом мире за этим секретом ходили к проповедникам и священнослужителям, но теперь им уже нечего нам сказать: из мира трагически и внезапно исчез самый объект их чаяний. Отныне секрет хранят такие, как Дин, – бродяги, безумцы, буйнопомешанные, в общем, хипстеры, «белые негры». За ними идут потому, что они обладают сакральным знанием: они знают, что такое ЭТО. Знающий ЭТО – пророк, но сам образ пророка меняется, пророк низводится на землю, становится смешным и нелепым, что внезапно подмечает и Сал: «Я вдруг понял, что Дин, благодаря своей невообразимо огромной череде грехов, становится Придурком, Блаженным, по самой своей участи – Святым». Он говорит Дину: «Ты не думаешь абсолютно ни о чем, кроме себя и своего проклятого оттяга. Тебя заботит лишь то, что болтается у тебя между ног, да еще сколько денег или удовольствий ты можешь получить от людей, а после этого ты их просто отшвыриваешь в сторону. Мало того, ты еще и ведешь себя очень глупо. Тебе никогда не приходит в голову, что жизнь – это серьезно и что есть люди, которые пытаются прожить ее с толком вместо того, чтобы всё валять дурака». И подводит итог для читателя: «Вот кем был Дин – СВЯТЫМ ШУТОМ»{179}. «Святой дурачок» (англ. «The Holy Goof») – так называется биография Нила Кэссиди, написанная Уильямом Пламмером. Он хороший или плохой, этот Нил Кэссиди, Дин Мориарти? Он ни то, ни другое. Он просто ТАКОЙ, для него ЭТО самое важное.