Берсеркер

Рана подстегнула чернокожего воина, и теперь уже Сосиасу пришлось отпрыгивать назад. Впрочем, Рахим двигался с поразительной скоростью, и его брюшко подпрыгивало в такт этой смертельной пляске. Взлетал и обрушивался топор, потом снова взлетал и снова обрушивался. Келсумба действовал своим оружием с той же скоростью и с такой же точностью, с какой другие люди действуют мечом, — но никакой, даже самый прочный меч не выдержал бы прямого столкновения с этим топором. По кругу зрителей пробежал восхищенный и испуганный шепот.

Сосиас попытался еще раз дотянуться до бедра противника или, возможно, только сделал вид. На этот раз ответный удар пришелся чуть ближе к его телу, но все же Сосиас каким-то чудом ухитрился своевременно прервать собственную атаку и ускользнул прочь целым и невредимым. В левой руке у Рахима появился спрятанный до сих пор нож, но ему никак не удавалось подойти к противнику достаточно близко, чтобы пустить это оружие в ход.

Просто ждать и уворачиваться от топора было бы самоубийством. Сосиас попытался снова перейти в атаку, и тут-то огромный топор добрался до него, попросту смахнув толстяку лицо. Томас Хватала, который стоял метрах в десяти от этого места, опираясь на копье, почувствовал, как на его руку упали капли теплой крови.

— Томас Хватала и Ванн Кочевник!

Ванн, держа меч с кажущейся неуклюжестью, встал лицом к Томасу. Тот поигрывал копьем, делая пробные выпады. Ванн не стал тратить силы на попытки обрубить наконечник копья — оно достаточно хорошо себя зарекомендовало, и его обитое металлом древко выдержало уже несколько боев. Сперва поединок развивался достаточно неспешно. Оба воина действовали осторожно, проделывали множество финтов и не спешили на самом деле переходить в атаку.

Через некоторое время для опытного зрителя — а других здесь и не было — стало ясно, что Ванн не может до конца избавиться от привычки в промежутках между обменом ударами держать меч неуклюже, кое-как. Да, несомненно, при необходимости Ванн с поразительной скоростью возвращался к правильной хватке, но доли секунды, потраченные на это движение, были непозволительной роскошью в состязаниях такого класса. Эта кошмарная манера держать меч не была для Ванна чем-то естественным, как для Келсумбы — привычка словно баюкать свой топор. Она явно была выработана нарочно, чтобы сбивать противника с толку. Но сейчас эта привычка была абсолютно бесполезной, и Ванн это вполне осознавал. Он и не хотел пускать ее в ход, но нервы и мышцы не могли так быстро перестроиться и продолжали действовать привычным образом.

После нескольких повторений Томас заметил этот недочет противника и подловил момент, когда меч неловко повис после удара по нижнему уровню. Со звуком, напоминающим удар дубинки, копье пробило истрепанную рубашку Ванна и его торс — чуть выше пояса. Когда Ванн увидел фонтан собственной крови, на лице его на миг появилось какое-то нелепое выражение горя, а потом лицо Ванна Кочевника навсегда перестало что-либо выражать.

Когда Фарлей из Эйкоска в компании с тремя другими выжившими воинами отошел от залитого кровью ринга и снова принялся неспешно подниматься в гору, его преследовало странное чувство — что боги забыли о последних уцелевших участниках турнира. На очередном повороте дороги Фарлей на мгновение обернулся и увидел четыре окоченевших тела — сегодняшние жертвы. Они лежали рядом с рингом, и вокруг суетилась одна-единственная фигурка. Одетый в серое раб с колотушкой на поясе только-только начал копать невзрачную яму, которая должна была стать последним пристанищем для героев. Шагавший рядом с Фарлеем Исаксон тоже оглянулся. Похоже, и его что-то беспокоило. Фарлей чуть было не попытался высказать тревожившие его мысли вслух, но все-таки промолчал. Он не был уверен в том, как остальные отнесутся к его словам.

В нескольких шагах впереди шел Омир Келсумба. Его огромный топор был вычищен и зачехлен и выглядел сейчас совершенно невинно, словно какой-нибудь рабочий инструмент лесоруба. Келсумба легко мерил казавшийся бесконечным склон огромными шагами. Его мысли сейчас витали далеко. Он думал о своих больных детях и о жене. Когда-нибудь, если он выиграет турнир, ему, возможно, удастся вернуться и посмотреть на свою семью — проплыть по небу с ночным ветерком или прийти, приняв облик случайного путника. Всем известно, что боги проделывают такие вещи, а когда он выиграет турнир, он станет почти что богом.