Берсеркер

— Томас, почему с нами так обращаются? Нами же просто пренебрегают! Заставляют сидеть здесь, словно каких-нибудь бродячих торговцев, музыкантов или актеров, не оказывают никаких почестей. Разве мы не стали почти что равными богам? Или это просто такое последнее испытание?

— Мой несмышленый высокородный друг... — сочувственно произнес Томас и умолк на некоторое время. — Ты что, действительно думаешь, что здесь обитают боги?

— Я... — Фарлей никак не мог заставить себя присесть и отдохнуть. Вот и сейчас он переступал с ноги на ногу, одолеваемый мучительными мыслями. — Помоги мне, Торун! Я не знаю...

Его признание в сомнениях некоторое время висело в воздухе, распространяясь все шире и шире. Фарлею эти секунды показались вечностью, но Торун — насколько мог понять молодой человек — так и не стал ничего предпринимать.

— Эй, вы, там! — неожиданно взорвался Фарлей, обращаясь к жрецам, которые продолжали глазеть на воинов с городских стен. Те удивленно уставились на юношу. Жрец Йелгир некоторое время назад ушел в город, сказав, что он скоро вернется.

— Что? — с некоторой неловкостью откликнулся один из жрецов.

— Мы товарищи богов или кто? А вы как нас встречаете? Лерос об этом еще узнает, и верховный жрец тоже!

Тут Фарлей замолчал, так же неожиданно, как и начал этот разговор, и его гнев угас так же быстро, как вспыхнул.

— Томас, — прошептал он. — Ты слышал, что я только что сказал? Не «Торун еще узнает об этом», а «верховный жрец еще узнает». Теперь я знаю, во что на самом деле верю. — Во взгляде юноши снова вспыхнул гнев, но на этот раз более сдержанный и горький. — Но зачем тогда я здесь?

Возмущенное выступление Фарлея произвело достаточное впечатление на жрецов, потому что один из них начал говорить нечто успокаивающее, хоть и не извиняющееся. Но Фарлей его не слушал. По-прежнему обращаясь к Томасу, он спросил:

— Послушай, а что будет, если мы оба решим не сражаться? Если мы просто сейчас развернемся и уйдем заниматься собственными делами?

Эти слова одновременно ошеломили Томаса и заставили его нахмуриться. Хватала затряс головой в молчаливом неодобрении. Но Фарлей не мог больше терпеть. Он с намеренным презрением повернулся спиной к городским стенам и двинулся вниз по дороге. Томас быстро взглянул на жрецов и по глазам понял, чего те хотят. Фарлей сделал не более десяти шагов, когда Томас преградил ему путь. Фарлею уже не в первый раз показалось невероятным, как легко способен двигаться этот крепко сбитый мужчина.

— Томас, пойдем отсюда, ради мира.

Хватала, который теперь держал копье на изготовку, отрицательно покачал головой:

— Это невозможно.

— Пойдем. Если ты все еще жаждешь битв, то мы их встретим достаточно на пути — я в этом уверен. Эти слабые люди, притворяющиеся богами, пошлют против нас своих солдат, и мы скорее всего не доберемся до подножия горы живыми. Но мы умрем в настоящем бою, как подобает мужчинам, а не ради потехи лжецов. Пойдем.

Томас не выглядел сердитым, но был очень мрачен.

— Фарлей, я собираюсь остаться в живых и доказать этим людям, что я самый лучший воин этого мира. Если я не повергну тебя, моя победа не будет доказана полностью. Пошли обратно. Нам нужно сразиться.

Копье уже некоторое время было нацелено на Фарлея, а теперь юноша заметил легкое движение плеча Томаса, которое означало приближение удара. Фарлей выхватил свое оружие из ножен еще до того, как отпрыгнул назад, уклоняясь от копья. Он вступил в сражение. У него не осталось другого выбора. Когда Фарлей наносил удары, его рука была столь же сильной, что и всегда, но теперь ему чего-то недоставало — то ли в душе, то ли в сердце.

Фарлей не сознавал, что испытывает страх. Он просто не желал сейчас ничего другого, кроме как покинуть это место, населенное мошенниками. Его ноги пытались увести хозяина в сторону дороги, тогда как им следовало нести его навстречу убийству. И внезапно копье разорвало ему живот.

Фарлей знал, что лежит ничком на мягкой траве. «Неплохо, — сказал отец, подходя и протягивая руку, чтобы помочь Фарлею подняться. — Но тебе следует больше тренироваться».

— «Папа, я так устал...» А потом Фарлею показалось, что он беззаботно идет по зеленому парку богов, но белые стены находятся позади него, а не впереди — значит, он идет домой...

Томас, чтобы убедиться, что предпоследний участник турнира действительно мертв, наклонился над ним и нанес еще один удар. Потом он вытер копье о дорогой плащ Фарлея. Впрочем, одежда все равно была потрепана за долгие дни, проведенные под открытым небом, и за множество боев.

Когда Хватала наконец вытер оружие, насколько это было возможно при подобных обстоятельствах, он снова прикрепил к древку шнур и забросил копье за спину. От ворот и с вершины стены за ним наблюдали все те же несколько лиц. На лицах было написано легкое одобрение, словно у бездельников, оказавшихся свидетелями случайной ссоры. Никто из них ничего не сказал.