Бес и Шаман

После падения «железного занавеса» в начале 90-х что-то случилось. Какая-то инфляция счастья. Казалось, его было даже слишком много. Вся страна была прикована к событиям в Белом доме. Заседания народных депутатов были едва ли не столь же популярны, как сеансы Чумака, или Кашпировского. Счастье было всеобъемлюще. Вседозволенность — всеохватывающей. А потом все схлопнулось, точно кто-то завернул кран. Точно и не было ни наивной советской радости, ни опьяняющего суверенитета 90-х…

Карлос на секунду почувствовал, что был на волосок от какой-то очень важной мысли, стоял на границе понимания сути произошедших событий, но она ускользнула из рук, точно случайно севшая передохнуть бабочка. Будто и не было ее вовсе.

— Я хочу вам сказать, Саша, вы просто герой! Я думаю, если бы ни вы, нас бы вообще в живых не было! — сталкер понял, нужно что-то ответить. Видимо Иван говорил довольно давно, и было бы неуважительно промолчать.

— Да ну что вы. Я думаю, на моем месте так поступил бы каждый, — Карлос говорил то, что от него хотели услышать. Он знал эти затверженные штампы, помня их из книг и голливудских клише. Но вот теперь они сказанные с нужной интонацией в нужное время явились лучшим фактором, влияющим на его репутацию.

— Не скромничайте! И так понятно, что не каждый. Мне рассказывал руководитель проекта, что вы уже сталкивались с подобными проявлениями ноосферы. Это должно быть, весьма увлекательно.

— Что-то вроде того, — уклончиво ответил Карлос.

— Мне бы хотелось больше времени провести в Зоне, несмотря на то, что она становится довольно опасной. Мне кажется, что во многом виноваты мы сами… а эти монстры, которые в ней обитают…

— Мутанты, — машинально поправил сталкер…

-.. ну, пусть мутанты, они не меньше, чем мы с вами нуждаются в помощи.

— С чего вы взяли?

Впервые за все недолго время знакомства с Иваном Карлос вдруг посмотрел на парня совсем другими глазами.

— Я не знаю, мне кажется, что они, как и мы с вами, способны чувствовать, помнить, знать, обучаться. Мы вклинились в их мир… или скажем иначе, мы вклинили их мир в свой собственный. Они страдают здесь, а мы лишь усугубляем их положение. Вы знаете, у меня как будто все мировоззрение изменилось с того дня, как вы вывели нас из Зоны.

Сталкер пожал плечами. Он хотел, было что-то возразить, начать вдаваться в какие-то подробности, но не стал. К чему все это? Он не в праве менять историю. Даже, когда ему этого так отчаянно хочется.

Из слов Ивана так же стало ясно, что он закончил мед. училище, и, что Ксения Дмитриевна разделяет его взгляды на происходящее, и, что они хотели бы совершить самовольные вылазки, вот чего-чего, а этого делать точно не стоило. Но Карлос только молча кивал и улыбался, стараясь, чтобы улыбка выходила искренней. Ему предстоял разговор с Владимиром Петровичем, насчет которого у него закрадывались странные предчувствия.

«Руководитель проекта не увидит, как погибнет его детище… есть в этом что-то… с другой стороны… почему собственно погибнет? — размышлял сталкер, — путем принесения огромных человеческих жертв в распоряжении НИИ окажется огромный радиоактивный полигон. Уж ни этого ли они добиваются?».

От таких мыслей голова будто бы сама по себе наливалась свинцом. Сталкеру хотелось выть от досады, и невозможности что-либо изменить. Но он сдержал внезапный порыв в себе.

Окончив трапезу, вместе с Иваном они поднялись на третий этаж, где располагались кабинеты персонала и вспомогательные лаборатории НИИ. Коридор был длинным и достаточно хорошо освещенным. Со стен на Карлоса смотрели портреты известных ученых, но не только они. Доска почета извещала о новых достижениях и рацпредложениях, вынесенных сотрудниками НИИ. Трудовая передовица сообщала о небольших подвигах небольших людей. Слесарей, монтажников, стропальщиков и токарей. Уголок научных достижений также не пустовал, а слева была прикреплена афиша местного самодеятельного ансамбля.

Сталкер улыбнулся. Это было особенно по-весеннему. Тепло и правильно. Без нескромного раболепия и нелепой лжи. От этих стен веяло детством, и почему-то вспомнился странный случай в детском саду, когда его приятель, проникшись одним из стихотворений той эпохи, просил прощения у Ленина в красном уголке. «Ну да, бога-то не было…» — мысль растаяла, не успев оформиться в образ, Иван приоткрыл перед Карлосом дверь кабинета, и он широко улыбаясь, перешагнул порог. Все-таки Дейл Карнеги, сам того не подозревая, поменял мировоззрение многих людей. От постоянных улыбок у сталкера сводило скулы, но он не жалея проявлял эмоции. Весь этот ретроспективный мир порою казался ему миражом, созданным его собственным воображением. Иногда ему казалось, что он всего лишь находится под властью контролера, а в другие минуты, что другого мира и вовсе не было, и Зона, 2000-ый год, именно это приснилось прошлой ночью.

Ощущение двойственности отступало лишь в минуты решительных действий. Карлосу почему-то казалось, что он космонавт в центрифуге, которая никак не может остановиться, а перегрузки уже превысили разряд выдерживаемых в несколько раз.