Бес шума и пыли

Прежде чем я успел что-либо сообразить, увалень, прямо из положения «сидя» скакнув вперед, гвозданул беспечно улыбавшегося опричника чудовищной своей дубиной по голове. Удар сорвал с опричника черную шапку, а самого его отбросил на середину брода. Издав победный клич (в крике отрока явственно, впрочем, можно было разобрать древнейшее многофункциональное матерное ругательство), Гаврила ринулся к поверженному противнику.

А опричник неожиданно легко вскочил на ноги, выхватил саблю, коей и успел блокировать второй удар дубины. Гаврила замахнулся в третий раз, но опричник, извернувшись, нанес ему в цистерноподобное брюхо сокрушительный удар ногой. Удар получился ничего себе — нечто среднее между «маваши» из арсенала контактного карате и приемом, которым строптивые кобылы с помощью мощных копыт отгоняют чересчур назойливых жеребцов. Гаврила вылетел из воды на берег и чугунной чушкой тяжко обрушился на песок. За ним молниеносным зигзагом свистнула сабля.

— Хорек вонючий! — выдохнул воеводин сын, прикрываясь дубиной.

Сабля, взвизгнув, расщепила дубину почти пополам и обломилась у самого навершия. Оба оружия превратились в ненужный хлам.

Я сразу раздумал ввязываться в драку, смотрел, что будет дальше. Безоружная рукопашная схватка, знаете ли, самый увлекательный и зрелищный номер в любом военном представлении.

А дальше было вот что. Опричник, деловито засучивая рукава, надвигался на поднимавшегося с песка Гаврилу. Наверное, супостат решил, что исход боя сомнений ни у кого не вызывает, поэтому шел вразвалочку, никуда не торопясь.

Зря он так, конечно… Недооценить противника — всё равно что проиграть!.. С другой стороны, откуда ему было знать о том, что здоровенный увалень хоть ни уха ни рыла не понимает в карате, зато владеет древним боевым мастерством убойной плевбы?

Гаврила перекатился на спину, локтями уперся в песок, набрал в грудь побольше воздуха и плюнул. Опричника, будто на водных лыжах, отнесло по поверхности реки к противоположному берегу.

— Попался! — тут же приняв вертикальное положение, крикнул Гаврила.

Конечно, я обо всем уже догадался, хотел предупредить отрока, но… Да, виноват, слишком зрелищем увлекся — очень уж здорово месились добры молодцы! Куда там боям без правил в «восьмиугольнике»…

Потрясая кулачищами, Гаврила скакал через брод. Примерно на середине реки он вдруг остановился, опустил руки и — словно потеряв вес — медленно и неуклюже поднялся метра на три над водой. Я видел, как опричник по ту сторону реки развел в стороны поднятые руки и принялся совершать в воздухе круговые движения растопыренными пятернями, будто делая кому-то невидимому массаж.

Тяжелое Гаврилино тело, повторяя траекторию движения рук опричника, несколько раз повернулось вокруг собственной оси.

— Батюшки! — взвизгнул Гаврила.

Опричник несколько увеличил амплитуду движений, а потом и вовсе замахал руками, как ветряная мельница крыльями.

Гаврила, превратившийся в подобие пропеллера, невнятно, но пронзительно просил пощады. Опричник последний раз взмахнул руками — будто встряхивал мокрое белье. Гаврила, вращаясь, как бумеранг, поднялся еще метра на два в воздух, откуда по идеальной дуге спланировал к моим ногам. Я даже отпрыгнул, чтобы не очень засыпало песком.

— Батюшки… — жалобно пискнул Гаврила, глянув мне прямо в лицо, и закрыл глаза.

— А будет знать, как без предупреждения нападать! — проговорил, выходя на берег, Филимон, мокрый с кончиков рогов до самых копыт, надежно упрятанных в черные сапоги. — Шапку мою измял, саблю сломал… Где ты такого откопал-то, Адик?

— Не я его, а он меня, — ответил я, отвечая на рукопожатие. — А насчет сабли, здесь недалеко, на опушке, сразу две валяются — совершенно бесхозные.

Филимон ощупал голову. Прямо между рогов в ворохе серых жестких волос угадывалась большущая шишка.

— Башка теперь дня три трещать будет, — сообщил Филимон. — Надо же, какая дубинища… Как свая железобетонная!.. Нет, как с такими работать, скажи, Адик, а? Ведь убьют прямо на задании! Не успеешь и командировку закрыть!.. Покурим?

Мы присели рядом на бережку, причем Филимон — явно злорадствуя — использовал бесчувственное тело моего клиента в качестве скамейки.

— Мальборо… — завистливо проговорил он. — А я вот второй месяц махорку самодельную шмаляю… Возьму у тебя еще парочку, ладно?

Он вытащил три сигареты, одну сунул в рот, две — за пазуху. Усмехнувшись, подмигнул…

Нравится мне этот бес! Не только потому, что коллега, и не только потому, что мы с ним сколько уже лет одним делом занимаемся. Просто веселый он парень, веселый всегда — несмотря ни на какие заподлянки, в которые по роду службы постоянно втюхивается!..