Бесчастная участь нечисти

Хэм заскочил ненадолго, потому что Даше вздумалось навестить бабушку. Ну, а самому оборотню страсть, как хотелось рассказать Василию новости. А тут такое дело – Василий-то не один. У него в гостях хорошенькая японочка, которая учит его русскому языку. Делать нечего, придется держать язык за зубами. А чтобы не выболтать ненароком тайну, есть одно верное средство – болтать о чем-то совсем другом. Вот Хэм и рассказывает притихшим ребятам старинные мифы.

– Сами понимаете, по дороге этой ездили богатые купцы и везли товары, деньги, разные редкости и ценности.

Прокруст приглашал их в гости, поил, кормил, а после говорил: «Есть у меня ложе – мерило гармонии и красоты. Тот человек, который уместится на нем точь-в-точь и есть самый красивый человек в Греции». Пьяный гость немедленно желал проверить, насколько он хорош и укладывался в Прокрустово ложе. И, конечно, был или длинен или короток. И тогда Прокруст отбрасывал любезность и восклицал: «Как смеешь ты своим несовершенством уродовать облик Земли» и с нечеловеческой силой растягивал коротких, а у длинных отсекал ноги. Конечно, купцы после таких пыток умирали, а Прокруст забирал у них товары, деньги и рабов.

А поскольку он был сыном самого Посейдона, бога морей и океанов, никто не осмеливался ему перечить. И даже некоторые думали, что, возможно, ион и вправду обладает мерилом гармонии и вправе мерить по нему людей.

И так было, пока не встал на его пути Тесей. Он был человеком, но не боялся ни богов, ни их детей. А кроме того, был он очень силен, сильнее даже Прокруста. Так что, попав к нему в гости, он не дал обрубить себе ноги, а, напротив, померил самого Прокруста его же меркой и решил, что тот длинен на целую голову. И Тесей отсек разбойнику голову, и дорога из Мегары в Афины стала спокойной.

Но люди не забыли Прокруста и его ложе. И с тех пор, если кто-то пытается загнать другого в узкие рамки своей морали, или знаний, или представлений о мире, про такого человека говорят, что он пытается мерить все Прокрустовым ложем.

Потому что на самом деле люди разнообразны и нельзя судить всех одинаково, и тем более нельзя назначать себя таким судьей. Хотя, конечно, очень хочется. Ведь многим кажется, что они и есть – совершенство.

– Мне так не кажется. – Говорит Василий

– И мне, – кивает Оомия.

– На самом деле в вас много всего заложено. И может быть, в чем-то вы-таки и являетесь совершенством.

– Во мне точно много всего, – улыбается Оомия.

Василий смотрит на нее украдкой. Он с этим согласен.

18. Яркий сервиз

Все-таки с Вороном было хорошо. Вот войдешь ты в его лавочку растревоженный и взволнованный, а он пожмет тебе руку теплой сухой ладонью и проведет в дальнюю комнату. А там уже кипит – всегда он кипит, что ли? – большой прозрачный чайник, и знакомый китайский сервиз, украшенный алыми пионами, и жестяная баночка с душистым чаем, и баночки поменьше – с мятой и чабрецом – добавлять для вкуса и аромата, и горка печенья в одной вазочке, и с десяток шоколадных конфет – в другой. И среди конфет всегда любимые конфеты Ворона  – чернослив в шоколаде и любимые конфеты Хэма – грильяж.

Сервиз, из которого они пьют чай, очень нравится Хэму. И конечно, сервиз этот антикварный. «Двадцатые годы прошлого столетия, – говорит хозяин лавки, – ничего особенного. Такие в Китае тогда штамповали тысячами. Аляповат, на мой вкус». Хэм не очень понимает, что такое аляповат и, заметив это, его собеседник добавляет: «Слишком яркий». Но именно эта яркость и нравится Хэму. Два оборотня пьют чай, жуют конфеты и обмениваются последними новостями. И как-то так получается, что событие, так взволновавшее Хэма – исчезновение Лейлы – становится вдруг не таким и пугающим и даже как-будто обыденным.

– Вот в шестидесятые годы был похожий случай. С Синявинских болот внезапно снялись все шишиги и исчезли неизвестно куда. Войну, понимаешь, вытерпели, а тут исчезли – как испарились. Все в смятеньи, за болотными огоньками следить некому, те стали в стаи собираться, поползли слухи, что в Ленинградской области база инопланетных НЛО, среди людей стали бродить самые невообразимые сплетни.

А шишиг потом нашли – они по всему миру разбежались. Заделались моделями и актрисами. Как раз мода была на таких – длинноногих да тощих. Про Твигги слышал? Вот то-то и оно.

– Может, – говорит Хэм, аккуратно наливая в тонкостенный фарфор еще чаю, – может, попробовать мне вызвать заклинание самому? У Вас же есть старинные вещи, времен этого самого хитрого колдуна Джеймса?

– Как ни быть, – кивает Ворон, – но я бы на твоем месте не торопился. Надо еще что-нибудь вызнать про заклинание, а то, боюсь, оно действительно опасно для таких, как мы.

Хэм уходит, довольный и успокоенный, а Ворон, оставшись один, принимается перетирать мягкой замшей и без того сияющее серебро и напевать старинную армянскую мелодию «Журавль».

В это же время в неприлично дорогом московском ресторане ослепительная рыжеволосая женщина, в которой Хэм едва узнал бы свою знакомую ламию, говорит томным голосом: