Беседы и размышления

То, о чем говорит прочитанное Евангелие, по праву можно назвать божественным развлечением

. В отличие от праздных мирских развлечений, подстегивающих нетерпение и лишь еще больше отягощающих душу, божественное развлечение

тем сильнее развлекает, успокаивает, наставляет человека, чем больше он благочестиво предается ему. Человеческий ум изобрел весьма много средств развлечь и развеселить человека, но все они достойны смеха вместо похвалы, ведь в них заложено внутреннее противоречие и они совершенно бесплодны. При их создании человеческая искусность оказывается на службе у нетерпения; проникаясь все большим нетерпением, она старается в краткое мгновение вместить как можно больше развлечений; и чем успешнее ей это удается, тем сильнее это работает против нее самой, ведь запас развлечений оказывается исчерпан за все более и более короткое время. Давайте рассмотрим пример, который покажет нам мирское развлечение во всей его бесплодности и внутренней противоречивости. Фейерверк призван радовать глаз и развлекать душу легкими огнями, искусно разлетающимися в ночной темноте. Однако это зрелище наскучит публике, если оно просто затянется на какое-то время или если вспышки будут разделены во времени хотя бы небольшими мгновениями. Поэтому человеческий ум бьется над тем, чтобы все происходило как можно быстрее, и вершиной мысли здесь будет способ спалить все за несколько минут. Но ведь это развлечение должно помогать людям убить время, – и здесь-то обнаруживается внутреннее противоречие: когда все сделано предельно искусно, зрелище бывает способно убить только пару минут, и зритель лишь явственнее начинает чувствовать, сколь страшно медленно тянется время. Человек покупает билет и с нетерпением ждет начала развлечения, а через мгновение оно уже прошло. И душа человека, который ничего, кроме таких развлечений, не знает, сама подобна летучим огням, вспыхивающим и мгновенно исчезающим: такой человек, едва успев развлечься, приходит в отчаяние из-за того, что время так медленно тянется.

Ах, насколько иначе обстоит дело с божественным развлечением! Конечно, тебе случалось видеть звездное небо. Есть ли зрелище, достойное большего доверия?! Здесь нет платы за вход, которая подстегивала бы нетерпение; здесь не назначают время: сегодня вечером

, – тем более: ровно в 10 часов

. О нет, здесь тебя ждут – даже если в другом смысле тебя и не ждут – покуда звезды, мерцая, светят в ночи, неизменные на протяжении тысячелетий. Так же, как Бог делает Себя невидимым, – ах, так что есть, наверное, многие, кто никогда Его толком не замечали, – так и звездное небо делает себя как будто чем-то неважным, ах, так что есть, наверное, многие, кто никогда толком его не видели. Божественное величие отвергает лживую кричащую броскость; торжественность звездного неба более чем скромна. О, но если ты стоишь тихо; если ты, быть может, вышел на улицу и вдруг остановился, завороженный, глядя туда, где неприметно идут год за годом, – то, конечно, ты чувствуешь, как это зрелище укрепляет тебя в вере, как оно трогательно выманивает тебя у временного, как тонет в забытьи все то, что должно быть забыто, пока ты смотришь. О, божественное развлечение, ты не вероломствуешь и не предаешь – не называешь себя развлечением, подстегивая нетерпение и праздно шумя, а на деле заключив союз со скукой и топя в ней развлекающегося человека; нет, ты в союзе с вечным, и потому только начало здесь трудно; если оно положено, человек все глубже и глубже погружается в безмолвие, которое наставляет без слов.

Так и все в природе: в ней все кажется чем-то неважным, а на деле неисследимо богато. Поэтому если ты торопишься с важным поручением и твой путь пролегает вдоль берега моря, будь внимателен. Здесь, разумеется, никто не станет приглашать тебя, зазывать, стрелять из пушек, как это бывает, когда людей зовут развлечься; и все же будь внимателен; постой хотя бы мгновение: быть может, монотонно шумящие волны наставят тебя без слов. Так и стоящая на поле лилия, и птица, парящая под небесами, могут наставить тебя; но когда ты спешишь «на поле свое, на торговлю свою, к жене своей»[43], ты не следишь за птицей, что пролетает рядом с тобой, – ведь для этого тебе, пожалуй, пришлось бы надолго остановиться. И когда наступает страда, и жнец, наточив свою косу, проворно срезает хлеба, ему не время рассматривать лилию, ведь если бы он занялся этим, то и он, и лилия остались бы стоять.