Беседы и размышления

Человек должен выбрать между Богом и маммоной. Этого выбора нельзя избежать, здесь не может быть никакой отговорки, никакой вовеки. Никто не имеет права сказать: «Разве Бог и маммона не столь абсолютно различны, что можно в выборе объединить и то, и другое», – ведь это значит отказываться от выбора. Когда имеется выбор между одним и другим, желать выбрать то и другое означает как раз

колебаться себе на погибель[57]

, игнорируя выбор. Никто не вправе сказать: «Можно выбрать немного маммоны и вместе с тем – Бога». Нет, о нет, это дерзкое богохульство – думать, что только тот, кто требует много денег, выбирает маммону. Ах, тот, кто требует грош без Бога, грош, который он будет иметь для себя, тот выбирает маммону. Достаточно гроша – выбор сделан, он выбрал маммону; то, что грош – это мало, ничего не меняет. Если бы некто отверг девушку и выбрал другую, и эта другая была бы ничто по сравнению с первой, которая была бы прекрасна как царица востока, разве же он не отверг бы тем самым первую девушку? Если бы некто на деньги, на которые он бы мог купить нечто высшее, купил бы игрушку, разве бы он тем самым не пренебрег бы тем, чтобы купить нечто высшее? Разве же может служить извинением то, что он вместо того, чтобы купить нечто высшее, купил то, что даже среди ничтожного – совершеннейшее ничто! Если кто-то не понимает этого, то потому, что он не хочет понять, что в мгновение выбора Бог присутствует – не для того, чтобы наблюдать, но – чтобы быть выбранным. Поэтому будет обманом, если кто-нибудь скажет, будто Бог так высок, что Он не присутствует как Тот, Кого можно выбрать, – ведь говорящий так упраздняет этим сам выбор. И если выбор упраздняется, если Бог не присутствует как Тот, Кого можно выбрать, тогда и маммону выбрать нельзя. Ведь именно в силу того, что Бог присутствует в выборе, возможен сам выбор: между Богом и маммоной. И присутствие Бога как выбираемого придает выбору серьезность перед лицом вечности; ведь никогда не будет забыто, с чем согласился человек, тем более – что он выбрал. Но речь, которая, говоря о том, что Бог высок, пожелала бы воспрепятствовать Богу стать Тем, Кого можно выбрать, – это богохульство, которое ищет вежливо отстранить Бога вместо того, чтобы смиренно принять с благодарностью то, что Бог желает, благородно желает признать всю, так сказать, затруднительность бытия Богом. Надеть на главу Ему терновый венец, плевать на Него – богохульство; но представлять Бога пребывающим так высоко, что Он становится ничего не значащей мнимостью, – тоже богохульство.

Итак, человек должен выбрать. Страшна борьба в человеческом сердце между Богом и миром; великолепна исполненная опасности возможность выбора; но какое тогда блаженство обещает правильный выбор, или – что то же самое – что должен человек выбрать? Он должен выбрать Царство Божие и правду Его. Для этого он должен оставить все, и совершенно не важно, будет ли это все миллионами или копейкой; ведь и тот, кто предпочтет копейку Богу, выберет маммону. Только когда человек, хотя он и трудится, и прядет, живет совсем как лилия, которая не трудится и не прядет; только когда человек, хотя он сеет, и жнет, и собирает в житницы, живет совсем как птица, которая не сеет, не жнет, не собирает в житницы, – только тогда человек не служит маммоне.

Ищите прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам.

Царство Божие – вот каково имя блаженства, которое обещано человеку; и перед величием этого имени бледнеет и гаснет вся тихая красота природы. Тогда как грусть, склоняясь, видит природу тонущей в тлении, очи веры взыскуют невидимого великолепия. Как Ной, спасенный, видел гибель мира, так грусть видит гибель видимого мира, видит, как все, жизнь чего сращена с видимым, тонет; но вера, спасенная, видит вечное и невидимое.