Да, разумеется. Я был счастлив, что меня заметили два очень влиятельных члена университета. Знаете, когда мне было семнадцать, я учился в школе в Грэнтеме и жил в семье аптекаря. У него было замечательное собрание книг, которое он унаследовал от своего покойного брата, доктора Джозефа Кларка. Так что еще до поступления в Кембридж я ознакомился с трудами всех великих мыслителей прошлого: Аристотеля, Платона, а также многих оккультистов, мистиков и алхимиков прошлых веков. Я прочитал «еретические» труды таких ученых, как Джордано Бруно, Коперник и, что важнее всего, великого ученого Галилея, чьи труды были тогда внесены в «Индекс запрещенных книг» (Index Librorum Prohibitorum) — список книг, запрещенных Ватиканом. Однако на меня, тогда молодого человека, самое большое влияние оказал мой наставник в Тринити-колледже, Исаак Барроу, который был лукасовским профессором до меня. У него была великолепная библиотека оккультной литературы, и он сам проводил некоторые исследования в области естественных наук. Он также знал многих влиятельных философов и ученых того времени. Он участвовал в создании Лондонского королевского общества в начале 1660-х годов. Он говорил мне, что никакой вид знаний не может быть запрещен и что Божий Промысел можно увидеть в любой области познания. Другим очень важным человеком на раннем этапе моего образования был член Тринити-колледжа Хамфри Бабингтон, который жил в Грэнтеме и был родственником Кларков. Исаак Барроу и Хамфри Бабингтон были друзьями, и они оба очень помогли мне. Они заложили для меня солидную основу в мире мистики и разума.
Интересовались ли Бабингтон или Барроу тем, что называют «экзотическим знанием» — алхимией и подобными вещами?
Барроу был очень хорошим математиком и обладал острым умом. Он был глубоко религиозным человеком. Позже он стал капелланом короля Карла II. Он не занимался алхимическими опытами, если вы это имеете в виду, но в его библиотеке было несколько книг на эту тему. Я думаю, что Бабингтон был более склонен к мистицизму. Причем они оба не боялись читать и хранить труды, которые многие официальные лица сочли бы опасными.
Например?
Обе библиотеки содержали серьезные толкования трудов Коперника, включая по крайней мере один том, автором которого был главный еретик Джордано Бруно, а также одну или две книги с комментариями о древнеегипетских оккультных знаниях.
То есть можно сказать, что Бабингтон и Барроу повлияли на пробуждение в вас интереса к алхимии, а потом и к проведению алхимических опытов?
Да, это было их влияние. Они не говорили открыто о предметах, которые общество запрещало как противоречащие общепринятым убеждениям или выступающие наперекор традиционной теологии. Кроме того, они оба имели духовный сан, поскольку таково было условие получения статуса члена колледжа. Несомненно одно: они оба дорожили миром знаний и разума и свободно обращались к новым, а иногда к нетрадиционным философским взглядам. Они, конечно, повлияли на то, что я стал мыслить свободнее и приобрел более широкие взгляды.
Ожесточенная вражда
Ньютон был человеком, сосредоточенным на себе и считавшим, что он превосходит любого другого интеллектуала своего времени. Он был твердо убежден, что Господь избрал его, чтобы наделить самым выдающимся умом среди всех смертных и вообще стать чуть ли не выразителем воли Господней, человеком, который поведет человечество к ясному пониманию того, как функционирует Вселенная. Это убеждение, а также его неприязнь к большинству людей, подозрительный характер и агрессивное стремление быть первым в научных достижениях послужили причиной нескольких драматических конфликтов с его современниками.
Сэр Исаак, вы приобрели репутацию человека, постоянно вступающего в споры с другими учеными. Как думаете, имели ли стычки общую причину, и если да, то не могли бы вы рассказать о ней?
Разумеется, была общая причина для всех споров и ссор в моей карьере: я был прав, а набитые дураки, которые выступали против меня, неправы! Что тут еще можно сказать?
Вы правда считаете, что это так? Ведь Роберт Гук был великим экспериментатором. Готфрид Лейбниц был первоклассным математиком. И Джон Флэмстид, королевский астроном, с которым у вас также была ожесточенная стычка, был очень талантливым ученым.