Беседы великих русских старцев. О Православной вере, спасении душии различных вопросах духовной жизни.

Батюшка вообще был снисходителен, и, зная, что люди теперь не могут выносить столь сурового образа жизни, какой вели древние иноки, он дозволял по немощи телесной иметь что-нибудь лишнее из пищи и одежды, но желание большого приобретения никогда не одобрял и особенно был всегда про­тив выигрышных билетов и надежды на выигрыш, говоря, что если нужно для человека, то Бог сумеет и без этого послать. Так, одна его духовная дочь имеет билет и, желая непременно выиграть, огорченная неудачей, говорит раз ему на общем благословении: «Вот, батюшка, опять я ничего не выиграла, а уж как я просила Господа, намедни всю «Херувимскую» про­молилась!» «Оттого-то ты и не выиграла, что молилась об этом во время «Херувимской»; поют: Всякое ныне житейское отложим попечение,

— а ты просишь о выигрыше», — сказал ей на это батюшка со свойственной ему улыбкой.

Не было такой скорби, не было такого искушения, каких не снял бы благодатный старец с души каждого. К батюшке потому так тянуло в минуту жизни трудную, что он удиви­тельно горячо принимал к сердцу всякую тревогу душевную. Когда батюшка брал сестру для занятия, он в это время весь принадлежал ей, жил ее жизнью, вникал во все тайные изги­бы ее сердца, с самой нежной заботливостью указывал на не­достатки, судил и прощал, пробирал и ласкал. И как легко становилось на душе после таких занятий! Все как рукой сня­то, и выходили от него точно с другим сердцем, с новыми чувствами... Конечно, не одно только участие старца влияло на душу, но та великая сила благодати, какой он был испол­нен, совершала внутренний переворот, спасала и разливала жизнь и мир. Доказательством этого служат те многочислен­ные случаи, когда люди приходили к нему в сильном душев­ном смущении и, не успев еще передать ему свое внутреннее состояние, принимали одно благословение, когда он выходил к народу, и уже чувствовали облегчение, а иногда и полное избавление от душевной тяготы.

Батюшка выйдет на общее благословение, хлопнет по го­лове или, сидя на диванчике, пригнет голову и крепко держит рукой все время, пока разговаривает с другими, и затем отпу­стит, не сказав ни слова... А на душе стало уже светло и спо­койно! В другой раз придет сестра, как будто спокойная, ста­рец берет ее в келью и начинает наводить ее на какой-нибудь бывший с ней случай, в котором окажется что-либо серьез­ное и вредное, а между тем она и не считала это за важное.

Раз одна монахиня пришла к нему на исповедь и говорила все, что помнила; когда она кончила, батюшка сам начал го­ворить ей все, что она забыла, и между прочим упомянул один грех, которого она не делала. Это смутило ее, и она ска­зала это батюшке. Тогда старец ей сказал: «Ну, забудь об этом». Но она долго не могла забыть и все вспоминала, но, не найдя за собой этого греха, снова сказала старцу, что не грешила в этом. Старец опять ответил: «Забудь об этом, я так сказал, хотел только...», — и не успел он договорить, как она вспомнила, что этот грех действительно был на ней. Пора­женная, она принесла чистосердечное раскаяние.

Две сестры пришли в Оптину и просились к старцу. Ба­тюшка вышел на общее благословение и, увидев их, сказал: «А ты мне нужна». Сестры не поняли, к которой из них отно­сились эти слова, а батюшка, возвращаясь назад, взял одну из них за руку и повел к себе. Через несколько минут она вы­шла от старца вся в слезах. Ее товарка упросила ее расска­зать, в чем дело, и та ответила, плача: «Ах, батюшка мне так страшно сказал, что он видел врага, который сказал, что хо­дил в Шамордино смущать меня на такого-то, но я даже и не видела его никогда». В смущении она пошла к своему духов­нику отцу Анатолию и передала ему все слышанное от стар­ца. Отец Анатолий посоветовал ей хорошенько разобрать свою совесть, говоря, что старец сказал это не просто. Долго мучилась она и, наконец, вспомнила, что действительно ду­мала об одном человеке, только не о том, которого называл старцу лукавый обличитель, и не каялась в этом. Таким обра­зом враг оболгал сестру перед старцем, но молитвами его эта кознь вражеская обратилась в стрелу против него же: сестра через этот случай вспомнила свой неисповеданный грех и принесла чистосердечное покаяние.