Бесконечность, плюс-минус (СИ)

Хлоя приказала остальным послушаться и играть роль. Даже Сорроу сейчас стоял на коленях и наблюдал за Хлоей — даст ли она знак, чтобы события приняли совсем скверный оборот, или есть шанс на мирное решение. Он клялся себе, что никого из них не убьют и больше опасался внезапного выстрела от покровителей, чем какого-то фокуса от Вереска. Парень успел заметить, что на крыше их страховал Парадокс, но настраивал себя так, словно его там нет. Никакого второго шанса, никакого права на ошибку и никаких сожалений, если в дело пойдёт Флавитон.

Покровители говорили по очереди. У ораторов замечательно получалось дополнять друг друга, и каждый взгляд был прикован к ним. Они кричали, желая, чтобы их услышало как можно больше людей. Жители знали, что можно кинуть чего потяжелее в грастию, можно даже браниться на людей из Вереска, но поднимать руку или прерывать покровителей не решался никто. Было слушателю совершенно всё равно на происходящее, поддерживал он эту расправу или он всеми силами хотел не допустить её, всё, что он мог делать сейчас — стоять и наблюдать. Так думал каждый, оттого из пары тысяч людей, кто не хотел мириться, никто не сделал и шага вперёд. Многие из толпы были столь же жаждущими не согласиться, сколь и бездействующими, неготовыми проронить даже слово.

Людей подготавливали к справедливой расправе. Чтобы на их глазах судили маргиналов и диверсантов, в которых не осталось ничего святого. Хлоя не успевала отвечать на вопросы покровителей. Это не походило на диалог, скорее на приговор, что обычно зачитывают судьи.

— По вашей вине сегодня погибло огромное количество людей. Этого вы так добивались? Жертв?

— Где эти жертвы? Покажите мне их, — возразила Хлоя, но тут же утонула в череде слов.

— Животные! Дорогой Мейярф, я лично видел, как они душили человека! Даже не грастию, а обычного горожанина. Зачем?

— Вы заслуживаете казни прямо здесь. Не заключения, а сиюминутной казни.

— Вы превратили этот день в покушения на каждого, кто стоит перед вами и за вашей спиной. Вы умышленно шли отбирать человеческие жизни.

— Вот, мейярфцы! Вот то, к чему может привести своенравие.

— Такие как они всегда оправдываются благими намерениями.

— Но их слова лишь звучат искренними, а в итоге приносят разрушение.

— А ведь эти люди, стоящие перед вами, не выглядят, как сумасшедшие. Но совершенно точно такими являются. Им безразлично счастье Мейярфа и жизни тех, для кого это место — дом.

— Ведь они поверили в то, что наша с вами проверенная тропа может вести к обрыву.

— Та дорога, по которой прошли тысячи людей! Не одно поколение!

— Они решили идти другим путём. И из-за него сегодня погибли люди. Из-за дороги, которая показалась этим людям своей! А кто…

Совершенно внезапно речь покровителей заживо похоронил другой звук. По всему городу, по каждой его улочке и площади, послышалась рябь. Каждый рупор зазвучал на всей громкости. И они впервые передавали совершенно чужой, ранее не слышимый почти никем голос, по всему городу.

— Здравствуй, Мейярф. Вряд ли ты вспомнишь мой голос, потому что он давно запылился на твоих улицах. Как и моё настоящее имя. Я не могу тебе назвать его, потому что для тебя, как и для большинства слушающих, оно совершенно ничего не значит. Но то, что ты слышишь меня, нельзя назвать простой случайностью. Возможно, это очень большой шанс, о котором ты успел забыть. Коснутся ли такого большого города мои слова или нет — я обращаюсь к той части тебя, которая может услышать. Я знаю, что ты от края до края наполнен разными людьми. Их много, и они плавают в тебе, как в огромном золотом океане. Они переплетаются и взаимодействуют. Мне есть что сказать каждому из них.

Этот голос всё ещё казался таким же немыслимым, как если бы с жителями решил заговорить сам мегаполис. Но они ждали. И хоть у голоса и не было той размеренности и того ритма, с которым говорил Маттиас Мендакс, люди хотели услышать ещё. В этом звуке была новизна.