Вообще, я не сторонник рукоприкладства в армии. Очень это развращает офицеров и сержантов, которые привыкают общаться с простыми солдатами исключительно затрещинами, не удосуживаясь объяснять и воспитывать. Но здесь как раз тот случай, когда хороший удар в голову заменяет часовую воспитательную беседу. На выходе из дома я был оглушён рёвом Филипса, никогда бы не подумал, что наш балагур и ловелас умеет так орать. Далее раздалось несколько звуков ударов и мощная фонетическая конструкция, которая наполнила меня гордостью за родной язык. Удивительно, но, кроме предлогов все слова были матерные. Думаю, какой-нибудь иностранец, особенно недавно приехавший в Россию, вряд ли бы догадался, о чём речь, даже в хорошем переводе. Зато расслабившиеся солдаты прекрасно поняли прапорщика и уже через минуту помещение начали проветривать и отмывать от старой грязи.
-Чего стоим, кого ждём? — спрашиваю егеря Белянина, который аж рот приоткрыл, наблюдая за происходящим действом.
-Дык, господин прапорщик так завернул, что заслушаешься, — отвечает этот любитель родной речи.
-Ага, прямо-таки поэт. Где мой стул?
Дождь уже прекратился, и я решил организовать временный штаб прямо во дворе. Белянин быстро собрал раскладной столик, три стульчика и поставил их подальше от туалета. Я пригласил Ситнева и доктора Вольфа присесть рядом и начал наблюдать за окружающей кутерьмой. Игнатьев занял пост за моей спиной. Братья тоже расположились недалеко, Богдан Фитцнер распоряжался на улице. Егеря занимались своими делами. В первую очередь лошадьми, которые не такие выносливые, как люди, и требуют постоянного ухода с хорошим питанием. Двое начали выводить из казарм будущих чудо-богатырей, которые на них ну совсем не походили. Одиннадцать человек разного возраста и роста, выглядевших одинаково убого. Двое вообще были босиком, у одного следы недавнего избиения и вообще он весь какой-то скособоченный. Но объединяло всех этих бедолаг даже не выбритые лбы[3]. Я всё-таки достаточно давно в этом времени и уже научился отличать голодных людей. А рекрутов, похоже, совсем не кормили, да ещё и оставили на холоде без одежды и обуви. Несколько ночей были достаточно прохладными, наверняка мужикам пришлось несладко. Ладно, всё потом, сейчас надо о людях позаботиться.
-Демьян, — обращаюсь к одному из егерей, — Давай организуй этим каликам перехожим попить чего горячего и покормить их надо.
В этот момент во двор буквально залетел невысокий офицер, за которым еле поспевал давешний сержант. Вид у него был также помятый, лёгкая небритость и запах перегара дополняли общую картину деградации.
-По какому праву вы здесь распоряжаетесь, — начал с ходу орать этот недоумок, подскочив к столу и обдав нас мощнейшим амбре, — Кто такие? Кто вам дал право?
Голубые глаза с набухшими от крови сосудами пылали праведным гневом. Короткие ладошки с обильной светлой порослью теребили съехавшую назад шпагу. Странная манера у людей знакомиться. Он что — бессмертный?
-Поручик Романов, подпоручик Ситнев и доктор Вольф, — представляюсь и показываю рукой на своих спутников, — Прибыли по поручению командующего Выборгского мушкетёрского полка полковника фон Миллера, произвести на месте отбор рекрутов. Бумаги у меня в возке, передам их немного позже.
В этот момент из второго сарая начали выводить новую партию людей. Вернее, троих несчастных, закованных в колодки. Я решил не пороть горячку и разобраться с этим делом позже. Пока надо людям помочь.
-Доктор, займитесь, пожалуйста, тремя этими страдальцами и тем скособоченным, — киваю в сторону сидящих на поленницах рекрутов.
- Я капитан Захаров, — опять начал кричать любитель дешёвого пойла и чеснока, — Здесь распоряжения отдаются только мной и никем иным. Эти ублюдки наказаны и будут находиться в колодках, столько сколько мне будет угодно. Вам ясно, поручик?
-Ваше Высочество, — и глядя на непонимающего самодура, уточнил, — Обращайтесь ко мне Ваше Высочество.
После того как людей накормили, освободили от колодок и Вольф их осмотрел, мы приступили к работе.
-Давно я такого не встречал, Ваше Высочество, — обращается ко мне Ситнев, — Не хочу наговаривать, но у капитана либо совсем плохо с деньгами, либо отсутствует совесть. Офицеры рекрутских команд приворовывают, часто признают годными и отправляют в рекруты слабосильных или больных, тоже не забесплатно. Берут деньги с помещика, если мужик крепостной или с общины. Но чтобы так. Из одиннадцати годные только четверо, остальные с явными увечьями, непонятными лишаями, у одного нога короче другой.
Подпоручик был человеком опытным, но и он не мог скрыть негодования и недоумения. Чего говорить о моих чувствах, которые я сдерживал с большим трудом. Кому в армии нужны инвалиды? Или этот идиот Захаров хотел уморить людей голодом, чтобы они померли во время пересылки? Половина из них итак больна, так ещё трое сильно простудились. А от воспаления лёгких в это время народ мрёт похлеще любой чумы с оспой.