Бесноватый Цесаревич 3

Более скромно была встречена новость о рождении моего сына. Я-то знал, что Юля беременна и немного нервничал, ожидая новостей из столицы. Но всё прошло в рабочем режиме, если так можно выразиться. 5 марта 1799 года родился мой третий ребёнок в этом мире. Мальчика назвали Ярослав, если бы родилась девочка, то в царской семье появилась Ярослава. Насколько я знаю, это имя есть в святцах. А если нет, то мне реально плевать на мнение попов. Офицеры полка от души за меня порадовались. Поздравление с рождением сына Александра носило более официальный и помпезный характер. Вот и сейчас слово взял наиболее велеречивый член нашего кружка фон Рентелень и очень красиво поздравил молодого отца, то есть меня. Прямо грузинский тамада, а не немецкий барон.

Далее выпили за мои прошедшие именины и наконец-то закончили с официозом, который меня изрядно напрягал. Как-то привык, что меня окружают сослуживцы, но в некоторые моменты понимаешь, какая между нами разница. Главное, что нет пропасти, а остальное переживу.

Разговоры опять перешли на общие темы, но в основном обсуждали различие между Европой и Россией, а также немного проблемы нашего корпуса. Крапачёв опять завёл свою пластинку, про богатых пейзан в австрийской части Польши и Богемии. И если в сельской местности, особенно на коронных польских землях, отличия в жизни крестьян были, но не очень существенные. Те же крепостные, нищета и беспредел шляхты. Положительную роль в ослаблении эксплуатации и некоем опасении помещиков перегибать палку сыграло недавнее восстание Косцюшко. Народ вдохновился идеей свободы и был сильно зол на то, что его обманули. А вот в Богемии, то есть Чехии моего времени, всё было иначе. И крестьянские дома были лучше, про города я вообще молчу. Только чехами здесь особо не пахло. Разве что среди землепашцев и обслуги. В Богемии ты уже понимаешь, что находишься в Священной Римской Империи, где немецкая речь звучит повсюду. И города мало чем отличаются от своих германских аналогов.

—Скажите прапорщик, — решаю перебить разошедшегося критикана, — А, что вас конкретно не устраивает в России?

За столом повисла тишина. Слышны были только голоса других посетителей трактира. За соседними столиками сидели две компании судя по одежде и неторопливой беседе, какие-то не бедные горожане. Говорили по-немецки и сначала бросали в нашу сторону любопытные взгляды, но потом привыкли и перестали обращать внимание на группу офицеров в русской форме. Да и пить посреди дня могут себе позволить далеко не все жители города. Народ сейчас активно трудился. По каменной мостовой шумно сновали повозки, были открыты лавки и магазины. Праздношатающейся публики не было, разве что офицеры нашего полка. Ну а мы могли себе позволить расслабиться, после достаточно тяжёлой дороги. В первую очередь из-за общей неорганизованности, которая заставляла нас плестись со скоростью улитки. Но об этом подумаю позже.

—Ваше Высочество, меня устраивает жизнь в стране, — немного нервно ответил Крапачёв, — Но уж слишком бросаются в глаза различия в жизни местных крестьян с мастеровыми и у нас дома. И наши люди живут явно хуже, чем поляки и тем более богемцы.

Судя по задумчивым взглядам офицеров, многие согласны с прапорщиком. А кивающий головой Ушаков полностью его поддерживает. И ведь это офицеры, пусть и младшие, которые моментально сделали выводы. Что твориться в головах солдат, я тоже примерно понимаю. Придётся спускать народ с небес на землю. Прочитаю присутствующим очередную лекцию по политэкономии

—Насчёт поляков я бы поспорил. Простой народ живёт там ничуть не лучше. Но после последнего восстания знать сама пошла на некоторые уступки, облегчив барщину и выкуп из крепости. Боятся они свой народ и правильно делают, — решаю не давить положением, а донести до людей анализ ситуации, — Что касается Богемии и Моравии, всё гораздо сложнее. За последние сто лет здесь было как минимум четыре крупных крестьянских восстания, для подавления последнего[2] пришлось привлечь сорок тысяч пехоты и четыре полка кавалерии. Вы хотя-бы примерно представляете как были напуганы австрийцы и что здесь творилось? Бунт Пугачёва просто небольшое выражение недовольства по сравнению со здешними событиями. После этого Мария Терезия[3] ввела фиксированную барщину и отменила все притеснения крестьян. Понятно, что нарушений хватало, но это стало большим подспорьем для землепашцев. А далее уже после смерти правительницы крепость отменили, так как недовольство сохранялось. Но это ещё не всё. Очень большой вклад в развитие этих земель внёс Фридрих II, как бы забавно это не звучало.

—Позвольте, но как пруссаки могли повлиять на развитие Австрии? Они же грызутся между собой уже лет пятьдесят, — выразил общее недоверие моим словам фон Рентелень.