— А хорошо так горит. Красиво! — хохотнул Дугин, расположившийся за мной с Филипсом, — Прямо-таки фейерверк!
Огонь полыхал действительно немалый. С учётом того, что до нашего лагеря было вёрст пять, то в поместье сейчас жарковато. Вечер надвигался достаточно неспешно, я сидел за раскладным стульчиком и пил. Не надирался, а просто добивал вторую бутылку под отличный сыр. Моральные терзания меня не смущали. Я анализировал ситуацию и вообще свою деятельность. Есть всё-таки у нас русских тяга к самокопанию. Ведь прекрасно понятно, что невозможно добиться всего здесь и сейчас. Никто не обещал лёгкого пути и сплошных успехов. И вроде уже близка цель, многое получается, но потом тебя макают головой в дерьмо. Далее приходит рефлексия, которую я начал постепенно давить алкоголем. Ещё курить начал. Хорошая сигара тоже релаксант и теперь периодически смолю.
—Ваше Высочество, — Филипсу видать тоже не совсем хорошо, — А не слишком ли это демонстративное и жестокое деяние? Люди не дураки, пойдут слухи. По сути, это откровенная казнь.
—А это и есть казнь, капитан. И стыдиться мне нечего. Люди сами сделали свой выбор. Если ты поставил себя выше законов человеческих и божеских, то готовь нести ответ. Ведь сейчас там горят не семьи всех этих Калиновских с Новицкими, — тыкаю сигарой в сторону продолжающего полыхать поместья, — Это и есть суд. А также отрезвление для оскотинившейся публики, что есть предел любой человеческой мерзости. Может, само государство пока не способно реагировать на подобное, но есть я. И сотни заживо сожжённых, включая детей помещиков, мой крест. Но и мой ответ с предостережением. На произвол я отвечу только террором и так будет впредь.
—У них множество родственников, и не только в России. Будет большая волна и попытки обвинить вас в изуверстве. И вообще, всё это может привести к совершенно разным последствиям.
— Это просто неосторожное обращение с огнём, Пётр Яковлевич, — ухмыляюсь в сторону егеря, — Нужно соблюдать правила пожарной безопасности и будет вам счастье. Факт поджога надо ещё доказать. А вот у многих чиновников и прочих участников сего богомерзкого действия неожиданно проснулась совесть. Прямо какое-то помешательство! Сейчас они массово стреляются, вещаются и травят себя ядами. Даже говорят пара ксендзов не готова выдержать муки моральных пыток, но им на помощь придёт благопристойный Богдан и поможет разрешить религиозные нестыковки. Наше дело же просто помочь людям. Они должны понять, что всегда надо оставаться человеком и не преступать определённые грани дозволенного. К сожалению, этот путь будет вымощен смертями отступников и просто людей недалёких. Другого выхода из ситуации я просто не нахожу. Не понимают — значит, пойдём по заветам библейских героев — око за око.
Допиваю очередной бокал и погружаюсь в свои мысли. А ведь сегодня я сжёг живьём не несколько семей польских аристократов с обслугой. На них — то плевать, ибо были мною списаны сразу. Ведь ни одна сука не покаялась на суде и даже не повинилась. Хозяева края решили, что в своём праве. Но более сильная сторона придерживалась иного мнения, вот и результат.
Сегодня я сжёг за собой капитальный такой мост. Рубикон наоборот, если можно так выразиться. Этот поступок многое покажет и заодно проявит людей. Скажем так, не каждый готов следовать за человеком, который способен на такой демонстративный поступок. Реакция брата и столичного общества меня в принципе не интересует. Другой вопрос, что за десять лет я обзавёлся достаточно большим количеством сторонников и последователей. Не хотелось терять грамотных и идейных людей. Вот заодно и проверим. А вообще плевать. Если за пять лет после убийства Павла настроения в обществе, и главное — сам социум не изменился, то чего переживать? Так и буду подкидывать дровишки в печку движения русской жизни. Ну если только террор может сподвигнуть людей, которым власть делегировала полномочия, заниматься своими непосредственными обязанностями.
Посмотрим. Главное, чтобы не убили в ближайшее время. Надо будет озаботиться вопросом дополнительной безопасности. Ещё и про семью не забыть. Юля ведёт себя излишне расслабленно и доверчиво. В этой войне, которую я сегодня запустил, никого щадить не будут.
[1] Синедрион февраля-марта 1807 года, также Великий синедрион, — в наполеоновской Франции консультативный орган раввинов и мирян по разработке гражданского законодательства в отношении евреев.
Глава-9.
Сентябрь 1806 года. Санкт-Петербург, Российская Империя.
Только осознание того, что в государстве начались реальные изменения, примирили меня с черепашьим темпом жизни русских чиновников. Понятно, что нет компьютеров и делопроизводство со сбором статистки, пока находятся на ранней стадии развития. Хотя новые канцтовары, системы бухучёта и прочие приблуды из будущего, дали колоссальный толчок работе русской бюрократии.