Беспокойная подопечная темного архимагистра

Если бы дроу ее не залечивал после каждой экзекуции, бедная ладонь была бы уже исполосована вдоль и поперек. С каждой попыткой Альвинора ощущала, как слабеет между ними связь, что ее тело снова принадлежит ей самой, и это, безусловно, было замечательно. Но почему же ей сейчас так плохо?! Она уже не могла без слез наблюдать за его кровоточащей рукой, хотя последний порез вызвал у нее ощущения не сильнее, чем от едва уловимой щекотки.

— Кажется, на этом можно остановиться… — в голосе мужчины не было боли, но вот в его глазах столько всего…

Аль смотрела на несчастную ладонь, которую он в очередной раз залечил заклинанием, и не выдержала. Декан и опомниться не успел, а она уже прижималась губами к его ладошке. Перед глазами все поплыло от обильно льющихся слез, а всхлипывания разнеслись, наверное, на весь зал. Острая нехватка чего-то, что было частью ее еще совсем недавно, не давала успокоиться.

— Что я рассказывал о необдуманных поцелуях? — архимагистр говорил совсем не сердито, кажется, даже с улыбкой.

Альвинора не видела его лица, да и слезы продолжали застилать глаза, но была уверена, что он не злится.

— Этот обдуманный, — шмыгнула носом она. — Вы заслужили.

Глава 22

— И снова сырость развели, — мягкая материя скользила по щекам и векам, вбирая влагу.

Проморгавшись, Аль увидела знаменательный белый платок, на котором теперь почти сухого места не осталось. Впрочем, декан быстро его высушил и вложил в ее

руку.

— Спасибо, — Альвинора промокнула остатки слез и протянула платочек обратно.

— Пусть будет у вас, — дроу спустился на пол и принялся обуваться. — Что-то мне подсказывает, что он вам еще не раз понадобится.

— Да, кажется, в последнее время я совсем расклеилась… — вздохнула она, свесив ноги с алтаря и болтая ими в воздухе, и спрятала платок в карман жилетки.

А потом Аль смотрела, как магистр надевает сначала обувь, затем мантию. В этот момент подумалось, что вот так он приводит себя в порядок каждое утро, и почему-то отчаянно захотелось пригладить выбившуюся из прически прядку.

С силой сжав пальцы в кулак, чтобы подавить внезапный порыв, она тоже сползла вниз, пока Аркент’тар не решил помочь. Все, хватит уже до него дотрагиваться и испытывать себя на прочность. Его дыхание теперь принадлежит только ему, она больше не ощущает декана так сильно, поэтому нужно наслаждаться теми благословенными мгновениями свободы, когда можно думать только о себе и своих собственных чувствах, которые сейчас, к слову, находятся в смятении.

— Не радуйтесь слишком сильно. Это временный эффект, мы всего лишь ослабили связь, а не искоренили, — убили весь положительный настрой бесстрастные слова темного эльфа. — Как я уже говорил, через некоторое время она восстановится, так что придется повторять процедуру истончения снова и снова, пока я не подготовлю все необходимое для ритуала извлечения.

Альвинора, кое-как обувшись, дрожащими пальцами пыталась застегнуть мантию.

— То есть нам придется переживать то же, что и сегодня, еще не один раз? — в груди возникла странная пустота. — Боюсь, у меня сердце не выдержит.

— Туг выбор за вами. Чем чаще через это проходить, тем менее болезненно будет. Если не дать окрепнуть связи, то и разрушить ее легче, — обнадежил он.

— Тогда предлагаю делать это как можно чаще, — решила она. — Но нет ли другого способа? Вы обязательно должны резать себе руку?

— Если вам неприятно, то просто не смотрите.

— Даже если не буду смотреть, мне все равно невыносимо от мысли, что вам больно, пусть я сама этого больше не чувствую! — признание вырвалось прежде, чем Аль успела себя остановить.

«Что я говорю?! Ему триста лет не нужны телячьи нежности от какой-то недоучки».

Архимагистр отвернулся, забрал пузырьки с остатками зельев и вернулся в лабораторию. Все так же молча он поставил бутылочки в один из шкафчиков и достал еще какой-то флакон. Свет магических светильников играл гранями сосуда с темно-бордовой жидкостью.

— Вы истинная светлая, поэтому чувствительны к чужим страданиям, — дроу наконец нарушил напряженную тишину, но продолжил изучать содержимое флакона.

«Он все правильно излагает. Но только почему мне кажется, что сверхчувствительна я именно к его боли? Из-за этой треклятой недоразрушенной связи?»

— Готовы начать практику? — Темный, удовлетворившись осмотром, спрятал зелье в карман мантии, а затем взял с полки еще одно, очень похожее на то, что дал ей вчера вечером, когда отвел в комнату. Тон его был отстраненным, словно только что между ними не произошло столько всего.

Да, чуткий и лояльный магистр вновь превратился в строгого наставника. Как лекарь, который разговаривает ласково, когда ты болен, но неумолим в обычное время. С таким подходом поневоле захочется почаще болеть, чтобы видеть в глазах мягкость, в голосе слышать понимание, а не осуждение или неудовольствие.