Беспокойный

Шебаршин вошел первым. Черных последовал за ним, напоследок бросив на прапорщика такой взгляд, словно опасался, что его обманом завлекли в пыточную камеру святой инквизиции или на какой-нибудь электрический стул. Его можно было понять: придя сюда впервые, было трудно заподозрить, что за невзрачной железной дверью скрывается не забитая старым хламом тесная кладовка, а роскошные апартаменты бригаденфюрера СС Ризенхоффа. Жалея, что там, внутри, именно апартаменты, а не глубокий колодец с заостренными кольями на дне, Палей аккуратно, без стука прикрыл тяжелую дверь и остался снаружи, на посту. Когда дверь закрылась, прапорщик с легким изумлением обнаружил за ней очкастого референта его превосходительства, о котором, грешным делом, начисто забыл, настолько тихо и неприметно тот себя вел. Референт тоже остался снаружи; бросив на прапорщика равнодушный взгляд сквозь круглые стекла очков, он уставился в противоположную стену и замер, будто его выключили.

Генерал-полковник Шебаршин, легко ступая по вытертой до джутовой основы ковровой дорожке обутыми в светлые кожаные мокасины ногами, пересек приемную с картиной на стене и стоящими в пирамиде немецкими карабинами, отодвинул тяжелую ветхую портьеру и весело позвал:

– Виталий Анатольевич, ау! Принимайте гостей! Проходите, коллега, – добавил он, обернувшись к полковнику Черных. – Убедитесь наконец, что ваш начальник режима – фигура отнюдь не мифическая, а вполне реальная.

Полковник флотской контрразведки Маковский шагнул на середину кабинета. Его обширная лысина блеснула в свете потолочного плафона, морщинистое, как печеное яблоко, лицо расплылось в приветливой улыбке. Полковник Черных замер на пороге. Челюсть у него отвисла, глаза вылезли из орбит, а лицо покрылось смертельной бледностью, как будто он увидел привидение.

– Проходите, господа, – посмеиваясь, предложил весьма довольный произведенным эффектом лысый клоун, в прошлой жизни носивший серую робу с номером БЗ/7-0295 на левой стороне груди. – Как я понимаю, у вас ко мне имеются вопросы, на которые я готов с удовольствием ответить.

* * *

При свете ручного фонаря, который заботливо, так, чтобы луч все время падал на рабочую поверхность, держал Борис Иванович, Сергей Казаков разместил в промежутке между двумя неровно уложенными строительными блоками последний заряд, вдавил в податливую массу детонатор и присоединил провод к пучку других проводов, которые, лучами расходясь во все стороны, тянулись к другим зарядам.

– Вот и все, – сказал он, вставляя в гнездо соединительного коллектора основной провод. – Хорошо работать, когда все под рукой! Недаром про этого Гадзаева говорили, что он профессиональный подрывник.

– Про него говорили, что он виртуоз, – напомнил Рублев.

– Ну уж, виртуоз! – пренебрежительно фыркнул Сергей. – Виртуоз – это когда, как Паганини, целый концерт на одной струне… А когда человек умеет работать, точно знает, что ему необходимо для работы, и имеет все это и еще кое-что сверх того в своем распоряжении, это не виртуоз, а просто хороший, крепкий ремесленник. Что там у нас со временем?

Борис Иванович посмотрел на часы.

– Восемь с половиной минут.

– Еще и перекурить успеем, – сказал Сергей и, на ходу разматывая провод, двинулся вглубь семнадцатой штольни.

Борис Иванович шел рядом, светя фонарем и неся на плече оба рюкзака, один из которых основательно полегчал.

– Зря ты это, – сказал он вдруг.

– Что «зря»? – не понял Сергей.

– Зря ты тогда, в деревне, сказал этому бородатому, что хочешь взорвать российский военный объект. У меня твои слова теперь из головы не выходят. Ведь это ж и есть российский военный объект! Оборонного, мать его, значения. А мы, как эти… Где я только не был, с кем только не воевал, но чтоб со своими…

– Нашел своих, – сказал Казаков, присаживаясь на корточки за ржавым остовом ленточного транспортера. – Самые обыкновенные фашисты, только по-русски говорят и зарплату в рублях получают. А так – ну никакой же разницы! Посвети-ка вот лучше.

– Ну, правильно, – сказал Борис Иванович, направляя луч фонаря на его ловко работающие руки. – Я же понимаю, тебе обидно… Опять же, опыты над людьми – антигуманно, то да се… А где ты видел гуманное оружие? Гонка вооружений – это плохо, любой школьник подтвердит. Но где бы мы сейчас были, если б лабораторию, в которой Курчатов с Сахаровым атомную бомбу придумывали, какие-нибудь гуманисты вроде нас с тобой на куски разнесли?

– Там же и были бы, – проворчал Казаков, вставляя провод в разъем инициирующего устройства, представлявшего собой плоскую жестяную коробку защитного цвета с единственной кнопкой. – Жили бы, по крайней мере, не хуже. А скорее всего, даже лучше, разве что под другим флагом…