Беспокойство

Голоса стихли, и на Кайши снова нахлынули картины из жизни школьного отряда… Никто и никогда не называл командира полубогом, но так о нем думал каждый боец. «Кайши, застрели Харзу, у него мысли пошли в другую сторону». Харза всего три месяца в школе. От прежнего крепкого парня остались кожа да кости. Измотали в отряде. Высказывал недовольство. Кайши привел Харзу к оврагу. Тут же, неподалеку от казармы, приказал раздеться. Харза — стриженая сухая голова, на лбу нашлепка морщин, тяжелые брови нависли на глаза, бока гармошкой — одни ребра… «Эх ты, Харза, жаль пули». И прикладом по голове, очень ловко… Закопал кое-как. Уходя, прихватил обмундирование — нательное белье, хлопчатобумажный костюм и истоптанные ботинки. Ночью человек, занявший койку Харзы, вдруг свесил голые ноги на пол, дохнул в лицо: «Убить тебя мало!» И к животу кончик ножа…

«Убери нож…» Сосед не убрал. Еще больше опалил горячим дыханием. «Мразь!» Так держал почти до утра: Кайши лежал, а над ним висел нож, привязанный к потолку, покачивался то к носу, то к животу…

И еще одна встреча с Харзой запомнилась. Только раньше, еще в Москве. Поклон низкий, до колен… шея желтая, волосы на голове ежиком.

— Откуда?

— Тихо, Кайши!..

Харза повел его на скамейку. Сели. Поблизости ни души. За спиной здание университета — громадная скала.

— Кайши, я должен сказать тебе…

За рекой спортивные сооружения. Опрокинутой чашей виднеется центральная арена. В ней по зеленому полю быстро передвигаются стайки голубых и белых катышков.

— Кайши! Ты обязан вернуться в отряд… Вот возьми, выучишь наизусть.

Три книжечки, внешне похожие на молитвенник. Тут же одну из них раскрыл. Стихи. И веет от них духом древних философских мудростей.

— Ай ты лис! — Кайши размахнулся и под самое дыхание двинул костлявым кулаком. Сузились у Харзы глаза, губы сомкнулись — ни жив ни мертв.

Отошел. Поднял отлетевшие в сторону очки, переломился в поклоне и снизу горячим взглядом пронизал:

— Решай, иначе…

Не договорил. Решительно направился к дороге.

И Кайши побрел в общежитие. В комнате никого не было. В окно смотрела русская луна широким улыбающимся ликом.

На столе стояла бутылка водки, под ней записка: «Решай — петля или отряд?»

Сплюснутый диск луны пересекал капроновый шнур, закрепленный на крючке багета. И петля готова.

Он выпил стакан водки. Дверь с шумом распахнулась. Вошел Харза.

— Решил?

— Ха-ха-ха, — загоготал Кайши и на глазах у Харзы сорвал шнур. Налил два стакана водки. Чокнулся.

«Все это было, покойничек, было… Приказ командира для меня превыше всего!»

10

Легенда не очень-то понравилась Тимошину. Он не произнес: «Утверждаю, Василий Иванович».

Сказал лишь: «Приеду, на месте решим» — и больше ни слова.

Прилетел на вертолете. И, будто бы ничего не зная о поиске, спросил:

— Ну что у вас тут? — Сдвинул фуражку на глаза: чем-то недоволен. — Значит, в легенде вы утвердились на Кайши? А доказательства какие? Следы нарушителя потеряны. Да если бы и были обнаружены, как их можно сличить со следами Кайши?

— Пожалуйста. — Добрыня положил перед полковником два снимка.

…Добрыня завез тогда Кайши домой. А перед тем как ехать на контрольно-пропускной пункт, он взял его под руку и прошелся с ним по двору. И показалось тогда Добрыне, что крестьянин чуть вздрогнул, когда они ступили на взрыхленное место. А возвратясь с церемонии передачи, Добрыня по привычке заснял «автограф» Кайши.

Теперь и Тимошин находил сходство в отпечатках.

— Вот ты какой, Добрыня! Что же раньше-то не сказал?

Раньше! Конечно, мог сказать. Да дело-то уж очень ответственное и деликатное. Вдруг ошибся бы. Кайши за помощью приходил: «Наша, ваша — большая дружба». Вроде бы с открытой душой. Вот в чем дело, Тимошин.

Они сели в машину и отправились на участок, где, по предположению Добрыни, должны произойти основные действия по задержанию нарушителя границы. Система обнаружения в этом месте засекла движущийся предмет, но был ли это человек?..

«Почему именно здесь», — про себя рассуждал Тимошин, осматривая местность. Шли по тропинке, петлявшей в густых зарослях. Дозорка — тропинка шириной в один след — все кружила и кружила и вдруг пропала под ногами. Впереди простиралось поле, поросшее густой нехоженой травой. Тимошин наклонился, взором пошарил вокруг в надежде отыскать продолжение тропинки. «Смекнет или нет?» — подумал Добрыня. И сопровождавшие солдаты-автоматчики заговорщически переглядываются друг с другом. Тимошин заметил: поднял ветку, а под ней — темный зев лаза…

Спустились по лесенке и узкой траншеей вышли к самому берегу небольшой речушки, тихой, почти неподвижной. За рекой сразу лес — дерево к дереву — не продерешься.

— Но почему именно здесь? — осторожно произнес Тимошин. Он начинал понимать Добрыню: такие просто ничего не делают, у них все продумано и рассчитано.

— Кайши попытается попасть в тот лес, чтобы отсидеться там. Потом пересечет речку и направится к границе. В этой траве, как под водой, не заметишь. Но след останется. Нехоженое поле. Только когда это случится, никто из нас не знает. Удобное время нарушитель выбирает сам…