Беспокойство

— Ты чего туда смотришь? Там Алешка и Сашко? Угадал, да? Молодец! Пошли!

Пес рванулся в сторону сопки. Туров остановил собаку.

— Опять без команды?.. Такой опытный и… не понимаешь. След! Ищи!

Пес обежал куст и с поджатым хвостом возвратился.

— Ищи, Дик!

Опять возвратился. Сидит, а в глазах какая-то просьба.

— Ты что, боишься? Прицепил поводок.

— Дик, ищи!

Повел носом по земле, уверенно взял след и с силой рванулся вперед.

Не сбавляя скорости, притащил Турова к окончанию следа. От быстрой ходьбы Туров взмок. Но все это пустяк! Туров радовался успеху Дика, может, придет вторая молодость. Он наклонился к псу, чмокнул его в холодный нос.

Дик зарычал на Турова, как на чужого: глаза его налились кровью.

— Это как же понимать? Дик, старичок, что случилось? Не мог же ты без повода озлобиться…

Пес вдруг обмяк, сел, глядя в лицо Турова. В потухших глазах его уже не было озлобленности, теперь они подернулись мутной водянистой пленкой, как у человека, перед тем как заплакать.

12

Кайши рассуждал: «У врага за пазухой не опасно. Но сколько можно сидеть на этой сопке вот так? День, два? Неделю… В конце концов могут случайно обнаружить».

Первый день ушел на устройство «амбразур»: «простриг» руками два оконца — одно в сторону городка, другое — в сторону лесной гряды, темной и сплошной. Кайши ползал от оконца к оконцу: темный лесной вал манил своей безопасностью — попасть туда, в эту непроходимую чащобу, можно через поле, поросшее нехоженой травой. В конце концов он туда и пойдет, когда кончатся банки с пищевыми концентратами. Воды хватает: в колдобинах после дождя она сохраняется долго.

Теперь, кажется, уже скоро… Не вечно же будут держать усиленные наряды. Не вечно. Потом он пересечет луговинку, нырнет в темный лесной омут и подкараулит момент для прыжка к реке. Не вечно же все щели будут закрыты. Тревоги проходят, и люди, как птицы, успокаиваются. И вот именно тогда…

Он хохотнул от удовольствия и тут же поперхнулся, так и остался сидеть с открытым ртом…

К сопке приближались Алешка и Сашко. Взгляд его упал на капроновый шнур, сложенный восьмеркой. Вообразил: сильным махом набрасывает петлю. «Здравствуйте, дети!.. Хорошо, хорошо, сейчас больно не будет». Ослабит петлю. «Теперь рассказывайте, кто ваши папа и мама».

И тут же опять вспомнил о Харзе. «Кайши, неужели ты меня убьешь?» Задал глупый вопрос, стоял перед занесенным для удара прикладом. «Я не знал, что все это так обернется. Зачем друг друга убивать?» Смешной Харза. Разве я тебя убил? Командир приказал. А ему инструктор, по видимому… Розбин-Лобин. Он, Харза, главнейший в отряде. Он подогревает командира…

И о Сашко и Алешке подумал: «Закричат, близко от городка… Увести подальше, меньше риска. Меньше!»

Лужица размером с сито. Вокруг какие-то следы.

— Птица ходила. Цапля! — определила Сашко. И с достоинством сощурила глазенки. — Ну что, не угадала? — Ей приятно и оттого, что не ошиблась, и оттого, что под деревом прохладно, тянет ветерком.

Алешка посерьезней, ему надо исследовать, уточнить. Всякие цапли бывают… В кармане увеличительное стекло, складной метр. Он опускается на колени, сквозь лупу долго рассматривает отпечатки.

— А вот и не цапля!

— Тогда дикий гусь! — Сашко и на это согласна, лишь бы следы были от птицы.

— Похожи на человеческую руку…

— Выдумщик!

— Лазил он тут… Видишь — вмятины, это колени.

Сашко хихикнула. Алешка всегда выдумывает страшные истории, но на этот раз ей не страшно. Сочиняй, сочиняй, Алеша…

Следы вели на курган. На самой маковке — плешинка. Алешка оглянулся: свежесломанные ветки. Мало ли кто в лесу может сломать! Кабан, сам Михайло Топтыгин, играя со своими медвежатами. Поселок рядом, с пасеки медом тянет. Вот и забрел косолапый.

— Ну? — поторопил Алешка с ответом.

— А что я должна сказать?

— Чья эта работа?

Сашко засмеялась. Уж больно смешно Алешка морщит лоб, когда собирается разыгрывать кого-нибудь.

— Знаю. От жары тут прятались коровы.

Но Алешка уже заметил: ветки сломаны с вершины, с макушек, кто-то ощипал их и разбросал в разные стороны.

— Пошли!

Спустились с кургана. Алешка впереди, Сашко вплотную за ним, дышит горячим в затылок и повторяет свое: «Коровы прячутся от жары, я сама видела».

С километр прошли по траве, как вдруг Алешка остановился, ткнул на разрез в траве:

— Это ты видела?

Алешка присел, поискал взглядом отпечатки. Ему повезло: в густоте открылся песчаный глазок, а на нем рисунок подошвы с каблуком.

— Тихо! Сашко, тихо, не подходи…

Измерил сантиметром — 42-й размер!

— Кайши! — шепнул так, как будто тигра-людоеда заметил. — Кайши…

Сашко нисколечко не страшно: Кайши так Кайши — Алешка может все придумать. Она присела, стала рассматривать плешинку. А Алешка вдруг начал припоминать…

На крыльце отец и полковник Тимошин. О чем они там разговаривают, может, о Дике? Прислушался. «Размер обуви у Кайши сорок второй». Это папин голос. «Это уже печка, от которой можно плясать», — подхватил Тимошин.

— Человек прошел, — наконец сообразила и Сашко. — Я ведь тоже разбираюсь.